– А Цап где?
Мак смотрит на отца с матерью, на непривычно отрешенные их лица, ну хоть бы наорали, что пуговица не застегнута, или сумка в грязи, или еще что.
А тут ничего.
Сидят, видео смотрят.
– А Цап где? – кричит Мак, уже громче.
Мак, да ты хоть разденься, что ли… ты смотри, мы тебе стерео купили, там…
– Найду! Все равно найду!
Мак бежит в темноту ночи, так надо, когда родители предают, бежать в темноту ночи, сбежать из дома, на какой-нибудь корабль, пережить тысячу приключений, стать великим, спасти мир, а потом встретить своего друга, обязательно, встретить…
Добрался до убежища, ничего не тронуто, оружие на месте, все при всем. Звери сюда не добрались, ну еще бы, для зверей тут ничего интересного.
Твари ползают где-то там, снаружи. Знаю, проберутся сюда, знаю, будут бесшумно открывать дверь, вот так, как в страшных снах, проберутся, пригвоздят ноги к полу…
Главное, стрелять сразу, не ждать, пока посмотрят в глаза…
– Цап! Цап! Цап-Цап-Цап-Цап-Цап!
Мак бежит в темноту ночи, зовет Цапа, быть не может, чтобы Цап ушел насовсем, потому что… ну… просто потому, что так не бывает. В книжках так никогда не бывает, в книжках, если злые родители прогонят Друга, потом Друг обязательно найдется, потому что… ну… просто, потому что не может быть иначе.
– Цап! Цап! Цап! Цап-Цап-Цап-Цап-Цап!
Маку кажется, что он слышит голос Цапа. Может, просто кажется. Мало ли что померещится в темноте ночи. Ночь, она вообще обманчивая, ночь, заманит голосами, одурманит, окружит, заведет, куда Макар телят не гонял,
– Цап!
Мак бежит туда, где нашел Цапа, надеется непонятно на что, а вдруг Цап там, вдруг он ждет Мака, вдруг жизнь в кои-то веки даст второй шанс… И никакие родители, все четыре, мама, папа, мапа, пама, Мака не догонят, не заберут… Цап боится, ну ничего, Мак посмотрит Цапу в глаза, и Цап не будет бояться, Мак все объяснит глазами. Родители говорят, это неприлично, глазами объяснять, а Мак-то знает, лучше глазами, словами все не скажешь…
Какая-то тварь околачивается поблизости. Вот это страшнее всего, гаже всего, лучше бы накинулась, лучше бы получила пулю, а то вот так, сидишь, ждешь непонятно чего.
Мак бежит в темноту ночи, пока не нашли, не поймали, не отвели домой, не выпороли, гадкие родители, которые ничего не понимают…
Тварь приближается. И снова как в кошмарном сне, мгновения растягиваются на вечность…
Мак пробирается в нору, где нашел Цапа…
– Цап! Цап! Цап! Цап-Цап-Цап-Цап-Цап!
Тварь лезет сюда…
– Цап! Цап! Цап! Цап-Цап-Цап-Цап-Цап!
Спускаю крючок, главное, спустить крючок прежде, чем он посмотрит мне в глаза…
– Блин, ты сумку-то не бросай, кто понесет, Пушкин, что ли?
Кирюха вздрагивает. Смотрит на Семку, как у того вообще язык повернулся…
– Ты про Пушкина-то не ори, идиотище!
– Сам идиотище, чего про него орёшь?
Сцепляются. Так и хочется навешать друг другу пенделей, да покрепче. Только некогда ничего навешивать, выбираться отсюда надо из этого дурдома, легко сказать, выбираться, знать бы еще, как…
Кирюха осторожно спускается по лестнице, скрипят ступеньки, поскуливают, постанывают, подпрыгивают, тпру, стоять, ком-му сказал… лестница дергается и выгибает спину, хочет сбросить парней…
– Кирь, айда обратно…
– Куда обратно? Упырям в глотку?
– Да лестница обломится, мало, блин, не покажется.
– С чего она обломится? Гамбургеров жрать надо было меньше, вот и не обломится.
