Я только смотрю на него, продолжая прижимать пакет со льдом к голени. Дыхание Джейкоба неровное, руки сжаты в кулаки, а глаза непостижимо черные.
– Он не имеет права прикасаться к тебе. Никто не имеет права тебя трогать, если ты этого не хочешь. – Пауза. – Ты это понимаешь?
Я снова киваю. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, затем он поднимает свой стул, достает тряпку и, вытерев чайные лужи, снова садится.
– И что же ты сделала? – наконец, спрашивает он.
– Я избила его девушку.
Он поднимает брови.
– Ты избила его девушку? – Я киваю. – По твоему виду не скажешь.
– Знаю. До этого случая я никогда никого не била. – Короткая пауза. – Это основная причина, по которой мне нужно проходить терапию. – Еще одна пауза. – На самом деле родители хотели, чтобы я прошла ее еще раньше, но я отказывалась. А теперь это обязательно. В противном случае меня исключат из школы.
– Они исключили бы тебя за то, что ты однажды кого-то ударила? – хмурится он. – Я бы сказал, это чересчур.
Я думаю об Изабель и этой странной ситуации, которая теперь кажется мне совершенно нереальной. Как будто это случилось не со мной, а с кем-то другим.
– Почему ты это сделала? – спрашивает он.
– Она сказала что-то, что… – не могу продолжать говорить, иначе начну плакать. А я не хочу снова плакать перед ним.
– Что она сказала? – тихо спрашивает он.
Я сглатываю и все-таки говорю:
– Спросила, когда я, наконец, покончу с собой, как мой душевнобольной брат.
Джейкоб
Я смотрю на нее, а она смотрит в сторону.
– Я думал, твой брат в Берлине, – говорю я спустя некоторое время.
– Нет, – она откладывает пакет со льдом, – тут я солгала. – Молчание. – Кристофер мертв.
Я смотрю на нее. Мне не хочется смотреть на нее, но не могу отвести взгляд.
– Когда? – спрашиваю я.
– В конце января, – говорит она.
– Января этого года? – Она кивает и смотрит на свои колени. – Он… это были таблетки?
– Их он пробовал чуть меньше года назад, – глухо говорит она. – Но ему не удалось. В этот раз он действовал наверняка. – Она делает паузу. – Мой брат выпрыгнул из окна.
Я открываю рот и снова закрываю. Луиза тянется к своей чашке, но не пьет. Только крепко держит ее.
Взяв себя в руки, я спрашиваю:
– Почему? Я имею в виду, почему он это сделал?
– У моего брата было биполярное расстройство, – тихо говорит она. Ее голос едва ли громче шепота.
Я хочу взять ее за руку, но не двигаюсь. Вместо этого просто смотрю на нее. Ее взгляд мечется по сторонам, быстрый и беспокойный. Как будто она спит с открытыми глазами. Луиза проводит пальцем по ручке чашки, делает глоток, задумывается.
– Он написал мне письмо, – наконец говорит она. – На день рождения. А вчера вечером пришло еще одно.
– Как это возможно? – хмурюсь я.
– Через веб-сайт, – говорит Луиза. – Он называется Futureme.org.
Внезапно она смотрит на меня очень прямо, как будто ее взгляд может меня удержать, и спрашивает:
– Знакомо ли тебе чувство, когда ты так зол, что не узнаешь сам себя? Как будто ты вдруг стал кем-то другим?
Я киваю. В квартире абсолютно тихо. Только слышно, как тикает счетчик отопления.
– На кого ты злишься? На себя или на него?
Она на мгновение задумывается и говорит:
– На нас обоих. Но больше – на него.
Луиза продолжает смотреть на меня. Секунду, две, три. А затем тянется к рюкзаку, достает из переднего кармана телефон и набирает пин-код.
– Это вчерашнее письмо, – говорит она и протягивает мне телефон.
