– Саша, – начала Раиса Михайловна, – я знаю, что у Вас что-то произошло. Но пока не знаю что. Вы тут второй день, но уже производите впечатление человека, который что-то напряженно ищет. У Вас на лбу уже морщины пролегли от постоянного напряжения. Понимаю, что мы с Вами совершенно незнакомы, но, возможно, я могу быть полезной в Вашем деле.
Тяжелый груз так давил на сердце и совесть Александра, что он без раздумий рассказал о том, что случилось. И почему-то ни разу не подумал, что, может, делится информацией с преступником. Ну не такая была Раиса Михайловна. Какая «не такая» – спросите вы? Просто «не такая» и все!
Выслушав рассказ Саши, женщина нахмурилась.
– Это очень плохо, Саша. Плохо не столько для Вас и для отдела. Это плохо для всего нашего института. Понимаете, кто-то не просто хочет развалить «ОРИ», он затеял совсем другую игру. Смена руководства, расформирование отдела – да ерунда все это по сравнению с тем, что карты уже проданы стороннему покупателю. А это миллионы. И, если это так, мы все окажемся соучастниками преступления, и статья за такое будет очень суровой. Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
– Ване Самолюбову, – признался Саша. – Мне нужно было спросить совет хоть у кого-то, напоминавшего нормального. Вы же видели, кто сидит со мной в кабинете.
– Ваня… Я мало о нем знаю, мы не пересекались на проекте. Знаю, что он любимец Полины, он ее протеже.
Саша, постарайтесь никому ничего больше не рассказывать. Даже Ване. Почему Вы должны меня выслушать и мне довериться? Я не могу доказать свою непричастность, но одно скажу точно: я очень люблю наш НИПИ. Да, с первого взгляда кажется, что здесь собраны герои всех комедий, люди, не способные на научную, да что уж там – на осмысленную деятельность. Но это не так. И мне больно осознавать, что кто-то из нас может оказаться предателем и «крысой».
Я позвоню Вашему предшественнику, он уехал работать в Европу. Возможно, есть копия потерянных карт. Если нет – будем думать, у нас есть еще три дня до обсуждения результатов работы по территории.
Никогда в жизни Саша не мог представить, что он с такой легкостью доверится человеку и не будет при этом испытывать мук совести. Раиса Михайловна вселила в него надежду, и настроение немного улучшилось.
В кабинете по-прежнему царил хаос. Грыжин и Эксель громко обсуждали свой сенсационный доклад, Желтков разговаривал по телефону, а Пашка, что удивительно, не обедал и не дремал: Огоньков писал стихи.
Увидев Сашу, он обрадовался и пророкотал:
– О, Пушкин, ты же Пушкин, а мне тут эта, стишата нужны, профсоюз поручил проработать одну темку, эт самое, сочинить, короче.
Саша опешил. Да, Пушкин, но не потомок и стихов никогда не писал. Даже сочинения в школе когда-то давались с трудом. Склонность к математике и физике затмевала способность к сочинительству.
– Павел, я не пишу стихов, извини!
– Ха, тоже мне Пушкин, – загоготал Огоньков. – Ну лан, щас чё-ньть изобразим. Могем, если надо!
Его извилистая малограмотная речь напоминала небезызвестного персонажа Ильфа и Петрова из «Двенадцати стульев». «Эллочка-людоедка», – подумал Саша.
Паша декламировал вслух, громко, как положено настоящим поэтам, которые имеют свою постоянную аудиторию:
Нефть – как много в этом слове
Химических осадков развило́сь.
Мы нашу нефть сейчас пробу́рим,
И в нефтерынке все зажглось.
Без нефти прям жесть.
С нефтью инкам.
