Перед высоким земляным валом Городища собралось много людей – наверное, половина Новгорода явилась. Млад хотел проехать сквозь толпу верхом, но люди с его пути расходиться не спешили, а, напротив, поругивались, шипели и орали:
– Ну куда на коне-то прешь?
Пришлось спешиться и вести лошадь в поводу. В конце концов, Млад оставил ее в посаде, возле какой-то избы с одинокой старухой, заплатив той одну денежку. У въезда на площадь перед княжьим теремом толпилось столько зевак, что пробиться к страже у него никак не выходило: его толкали, пихали в бока локтями и покрикивали:
– Самый хитрый? Все посмотреть хотят!
Млад оправдывался тем, что ему надо попасть на площадь, но никто его оправданий не слушал. К стражникам он пробился изрядно потрепанным: в распахнутом полушубке, в треухе, съехавшем набок, с оттоптанными ногами, отчего натертые до блеска сапоги перепачкались так, будто он чистил конюшни.
– Куда? – спросил стражник, смерив Млада взглядом с ног до головы.
– Я? Мне надо на площадь. Меня позвали, вот… – Млад полез за пазуху и достал помятую грамоту.
Стражник посмотрел на него так, будто Млад эту грамоту украл, и подозвал напарника; теперь они подозрительно глядели на него вдвоем.
– Что-то не похож ты ни на волхва, ни на наставника… – проворчал напарник, открывая Младу дорогу. Млад вздохнул и пожал плечами.
Кроме прибывших из Новгорода и окрестностей, на площадь вышла дружина князя, их любопытствующие жены и дети, собралась челядь княжьего терема, – яблоку некуда было упасть. Млад потоптался немного, приподнимаясь на цыпочки и надеясь высмотреть хоть одно знакомое лицо, но за толпой ничего не увидел и стал протискиваться ближе к терему.
Высокий терем князя правильней было бы назвать дворцом, но с тех пор как вече стало избирать князей и селить их на Городище, дворцом жилище князя в Новгороде уже не называли, тем самым в чем-то уравнивая его в правах с прочими знатными людьми города. И, в отличие от каменных палат новгородского посадника, строили княжьи хоромы из дерева, но как строили! Заморские зодчие, что помогали застраивать детинец, не годились в подметки русским мастерам!
Только Большой терем университета мог сравниться с княжьим размерами и величием, но по красоте явно ему уступал: терем ступенями поднимался к небу, возвышаясь над крутым берегом Волхова, и смотрел на все четыре стороны. К северу – к Новгороду – обращался его служилый лик: напротив главных ворот, перед широкой площадью на двадцати резных дубовых столбах держался широкий огражденный помост, подобный вечевой степени7, с которого князь говорил с людьми. К югу – к прибывающим гостям – терем являл лик воинский и более напоминал старинную деревянную крепость; там подъемный мост надо рвом закрывал ворота, узкие окна походили на бойницы, и на круглой открытой башне стояли три тяжелые пушки. С той же стороны разместилась дружинная изба, и двор предназначался для упражнений дружины в воинском искусстве.
К западу – к Волхову – терем поворачивался высокими башенками и узорчатыми окнами; словно красуясь, любовался на свое отражение в реке и виден был на десятки верст окрест. Перед ним, на узкой полосе перед обрывом, стояло небольшое требище, сверху похожее на цветок. На восток – к посаду – княжий терем обращал лик домашний, простой: что ж притворяться перед своими? Там находился задний двор, ворота для проезда подвод, поварни, амбары, дровни, хлебные и кладовые.
