Магазин А. Г. Гейгера выходил на бульвар неподалеку от Лас-Пальмаса. Входная дверь находилась в глубине, а за инкрустированной медью витриной были спущены жалюзи, поэтому заглянуть в магазин я не мог. Витрина была заставлена каким-то восточным хламом. Впрочем, в антиквариате я разбирался неважно, поскольку, кроме неоплаченных счетов, ничего не коллекционировал. Входная дверь была из толстого стекла, но и через нее ничего не было видно – внутри царил полумрак. Справа от книжной лавки находился жилой дом, а слева – роскошный ювелирный магазин, торгующий драгоценностями в кредит. У входа, раскачиваясь на пятках, со скучающим видом стоял ювелир, высокий красивый седой еврей в дешевом темном костюме и с бриллиантовым перстнем в девять каратов на безымянном пальце правой руки. Когда я подошел к книжной лавке Гейгера, губы ювелира скривились в многозначительной улыбке. Бесшумно прикрыв за собой дверь, я ступил на толстый синий ковер, закрывающий весь пол. Вдоль стен стояли обтянутые синей кожей стулья, а рядом – напольные пепельницы. На узких полированных столах, а также в застекленных шкафах лежали книги и образцы кожаных переплетов с тиснением. Отличный товар! Такие переплеты с удовольствием приобрел бы, причем в немалом количестве, какой-нибудь богатый делец, да еще наставил бы на них свои экслибрисы. Против входа, в глубине магазина, находилась деревянная перегородка с запертой дверью, а в углу, между стеной и перегородкой, за маленьким письменным столом под лампой с резным деревянным абажуром сидела молодая женщина.
Увидев меня, она медленно встала и, покачивая бедрами, лениво двинулась в мою сторону. Гладкое, обтягивающее черное платье, длинные ноги, походка такая, которую в книжном магазине встретишь нечасто. Пепельные вьющиеся волосы, зеленые глаза, густо накрашенные ресницы. В ушах огромные черные клипсы, ногти покрыты серебряным лаком. Косметика дорогая, а вид между тем дешевый.
Подойдя ко мне походочкой, которая обезоружила бы и вооруженного до зубов бандита, блондинка подняла пальчик и небрежно поправила очаровательный пепельный завиток, который в нужный момент всегда почему-то выбивается из пряди. Улыбка у нее была столь же обезоруживающей, как и походка.
– Что вы хотели? – осведомилась она.
– У вас, случайно, нет «Бен-Гура»[2] тысяча восемьсот шестидесятого года издания? – не снимая темных очков в роговой оправе, по-птичьи прощебетал я.
Еле сдерживаясь, чтобы не сказать: «Чего?!» – блондинка слабо улыбнулась и переспросила:
– Первое издание?
– Третье. С опечаткой на странице сто шестнадцатой.
– К сожалению, сейчас нет.
– А полное собрание Одюбона[3] тысяча восемьсот сорокового года?
– Этого… тоже сейчас нет. – Она безуспешно пыталась сохранить на лице улыбку.
– Это ведь книжный магазин, я не ошибся? – спросил я все тем же вежливым птичьим фальцетом.
Блондинка оглядела меня с ног до головы. Улыбка пропала. Глаза ледяные. Вся подобралась. Ткнула своим серебряным ноготком в застекленные книжные шкафы:
– А это что, по-вашему, – грейпфруты?!
– Нет-нет, эти экземпляры меня мало интересуют. Вероятно, там не подлинные гравюры, а дубликаты? Дешевая, пусть и эффектная копия. Какая пошлость! Нет уж, увольте, благодарю покорно.
