– Как насчет ночной прогулки? – спросила она у Роско, который сразу же с энтузиазмом завилял хвостом, только услышав слово «прогулка».
Выходя из дома, Эбби сняла с вешалки одну из вязаных крючком шалей, которую носила еще ее бабушка, и закуталась в нее. В одной руке она держала фонарь, в другой поводок – и они с Роско отправились на прогулку.
* * *
Сад Винтропов представлял собой шестьдесят гектаров миндальных деревьев, двадцать гектаров оливковых деревьев и четыре гектара, занятые виноградником. Хорошего вина из этого винограда никогда не получалось, но они делали небольшие партии хорошего уксуса из виноградного сусла. Эти восемьдесят четыре гектара были историей ее семьи. Многие поколения Винтропов вложили в них свою кровь, пот и слезы.
В юности это место казалось ей клеткой. Она отчаянно хотела уехать из Кастелла-Рок, исследовать другие места, встретить новых людей. Она думала, что просто задохнется, если сделает так, как хотел ее отец, – а он ожидал, что она останется. Возможно, если бы все сложилась по-другому, она бы и осталась и никуда не уезжала.
Но Касс… Ее смерть изменила все.
Эбби открыла ворота в сад, пропустила вперед Роско, который тут же натянул поводок. Пес не хотел ждать, пока она закроет за ними ворота. Деревья стояли перед ней ровными рядами, многочисленные ряды старых деревьев. Хороших деревьев.
«Твои корни здесь, Эбби, прочные корни, – часто говорил ей отец. – Это твои корни!»
В детстве она любила играть в прятки среди рядов этих деревьев. В подростковом возрасте она приходила сюда с мальчиками. Она помнила, как позволяла прижать себя спиной к стволу дерева и как неопытные руки с жадностью исследовали ее тело, а она легкомысленно смеялась. И неопытные губы с жадностью впивались в ее собственные, это была еще не любовь, но они приближались к ней. Все было в новинку и просто великолепно!
Листва была пышной, ветки потяжелели от орехов, деревья отбрасывали сильную тень и скрывали ее. Эбби попала в объятия сада, небо исчезло из вида под густой листвой. Здесь было прохладно, и она вдохнула запах приближающегося дождя и влажной земли.
Она шла все дальше и дальше, все больше углубляясь в сад, где на протяжении всей ее жизни ее хранили эти корни и ветви, и снова подумала о Касс. И о Говарде Уэллсе.
Когда Эбби вернулась домой, она даже не думала писать книгу о Касс. Все ее силы были направлены на отца, она делала все, чтобы он поправился. Но этого не случилось. Но она все равно боролась с его смертельной болезнью, боролась и на последней стадии, и занималась садом, который было нужно возвращать к жизни. А к тому времени, как она смогла поднять голову, вздохнуть и оглядеться вокруг, уже прошли годы. Ей требовалось что-то поменять в жизни.
Она больше не хотела просто писать статьи для журналов и сайтов, основанные на журналистских расследованиях. Ей хотелось чего-то большего. Чего-то личного. А когда мать Касс попросила ее написать о своей дочери, Эбби не могла отказать. Вот так Эбби и начала писать книгу о жизни Касс – и о потере Касс. Историю города, где объявлен траур… города, где витал призрак ужасного человека, которого невозможно понять, и жила последняя убитая им девушка.
Она не хотела сосредотачивать внимание на Уэллсе, и без нее уже написали немало книг о методологии и психологии доктора Экс. Эбби не была психологом, ее не интересовало составление его психологического портрета, и она не хотела тратить чернила, бумагу и слова на описание принесенного им зла. Почему-то, когда кто-то рассказывает о подобных ему убийцах, ужасных, мерзких, оскверняющих человечество, частью которого они тоже являются, жертвы теряются на их фоне.
