– Это другое. Я вспылила.
– Извинишься?
– Ещё чего! Сначала ты отведёшь меня обратно в штаб и скажешь им, что ошибся, что я на службу не гожусь и что меня надо немедленно отпустить!
А портки тебе не постирать?! – вопросил мужчина.
– Спасибо. Тут уж я как-нибудь сама справлюсь. – Я развернула его от себя и подтолкнула к двери. – Давай! Иди уже!
– Я не могу…
– Ну как это не можешь?! Всё ты можешь! – Я уже не толкала, упёрлась в широкую мужскую спину плечом и пыталась хоть немного сдвинуть его с места. – Переставляем одну ножку, затем другую.
– Не могу! – упрямо повторил мужчина.
– Не можешь? Не умеешь, что ли? – Я не сдавалась и продолжала толкать его к выходу. Вернее, упираться в него в том направлении. Мужчина не двигался с места. – Как медведь-то умеешь? Ну давай, мишенька, косолапь в штаб!
– Я Борис.
– Настенька, очень приятно!
Я упёрлась ногами в пол, толкнула его ещё раз и решила зайти с другой стороны. Зашла с другой стороны, взяла Бориса за руку и потянула за собой.
Но и так вышло ничуть не лучше. Борис не сдвинулся с места и даже больше: подтянул меня за руку, поставил вплотную к себе и выдохнул прямо в лицо, обдавая тёплым дыханием и нежным признанием:
– Ты нужна мне.
И щёки снова тронул румянец. Я отвела взгляд, не знала, что ответить… А Борис продолжал:
– В обходном листе оборотня должна стоять отметка о наличии пары, иначе меня не выпустят из города. Решай сама: или ты выходишь из города со мной, или тебя сажают за дезертирство!
Прижатая к нему я не смогла даже дать ему пощёчину. Он мной воспользовался!
– Ты мерзкий, подлый, коварный мешок с мехом! Я тебе нужна только как галочка в твоих бумагах!– Я затрепыхалась, пытаясь вырваться из его объятий. – Мне что делать прикажешь?! Героически погибнуть на поле брани?!
– Отличная смерть для воина…
– Я не воин!!! – заорала я так громко, что даже этот остолоп меня отпустил.
Но тут же схватил за руку и придержал.
– Доедем до границы, отметишься у тренера и пройдёшь курс молодого бойца. Решат, что тебе не место на поле боя, заменят тебя нормальной ведьмой и оставят при штабе. Будешь свои любимые бумажки с места на место перекладывать.
– Или тюрьма? – всхлипнула я. Слёзы всё же покатились из глаз.
– Или тюрьма!
Я шмыгнула носом, уткнулась Борису в грудь лицом и тихонечко прошептала:
– Домой! К маме хочу!
И вместо слов поддержки получила лишь вымученный мужской стон.
* * *
Мы отправились в путь в тот же день. Борис торопился покинуть столицу, как будто боялся, что армейские чиновники найдут ещё какой повод не отпускать его туда, куда он рвался более всего – на поле боя. А я была бы этому только рада. И представить себе не могла, что окажусь в армии. В архиве – да, но не в армии.
Но Борис был прав, остаться в столице теперь – дезертирство, и мне пришлось поехать с ним. Может, на границе найдутся люди посмышлёнее этого солдафона.
Медведь, которого я встретила, был медведем и в своём человеческом обличии: вечно ворчал на меня, ходил угрюмым и рычал что-то себе под нос. Так и хотелось взять его за ухо и научить нормально общаться с людьми. Но я надеялась, что мои пути с ним разойдутся, как только мы достигнем пограничных частей. В тренировочном лагере ведь сразу увидят, что я не гожусь в бойцы. И, если даже не отпустят домой сразу, оставят в штабе. Ну, Борис утверждал, что так оно и будет.
– Точно в штабе оставят? – в очередной раз спросила я, вырывая из Бориса очередной мученический стон. Они выходили у него всё лучше и лучше.
