Они вынуждены были согласиться.
Не давая им времени опомниться, Ольга тут же покликала волхвов, велела напомнить условия старого договора, а один из послов тут же стал записывать их на листе тонкого пергамента греческими литерами. Когда же все было занесено, стали обсуждать, что еще следует уточнить, дабы ни грекам, ни русам обиды не было, чтобы учесть все запросы. Конечно Ольга понимала, что это только основные положения, что со временем ее муж и его советники внесут еще кой-какие поправки. Да только главное все же именно теперь намечалось. А там…
Их беседа затянулась до позднего вечера. Говорили негромко, поставив у дверей стражу, дабы никто не потревожил. Наконец, когда почти все было обговорено и свиток с посланием уложили в суму посланцев, спафарий все же осмелился заметить:
– А где для нас гарантия, что Игорь не пойдет на нас, если в Царьграде будут согласны на новый договор?
– А вот нет этой гарантии, – усмехнулась княгиня. – Я с вами ныне без князя дело решаю, да и не в моей силе отговорить его от похода. Но если вы примете мои условия… Если ваш базилевс их примет, да пообещает дань не меньшую, а то и большую, чем при Олеге нам дали, то мой Игорь, как разумный государственный муж, приостановит поход. В том я готова поклясться нашими богами.
Уже смеркалось, когда послы покинули княгиню. Ольга же осталась в покое, ходила из угла в угол, довольно потирая руки.
В том, что дело у нее сладится, не сомневалась. За живую и мертвую воду она все что угодно могла потребовать. Да и не перегнула она нигде. Роман Лакапин согласится. За жизнь человек на что хочешь пойдет, а когда этот человек еще и на вершине власти, тем более, ибо он как никто другой ценит то, чем владеет. Ольга сама таковой была, могла понять. Да и не захочет базилевс, едва оправившись от болезни и ощутив новый прилив жизненных сил, сразу выезжать на сечу. Он не так давно отделался от других разбойников, да и с делами при собственном дворе захочет разобраться, тех же сынков, рвущихся к его престолу, приструнить.
Одно плохо: то, что задумала Ольга, шло вразрез с планами самого Игоря, желавшего в бою добыть славу. Ну да в этом Ольга с милым мужем никогда не была едина. Ему хотелось воевать да кровь лить, ей же были дороже мир на Руси и люди, которых хотелось уберечь от войны и направить их силы на иное, созидательное. И пусть давно считалось, что княжить – это без конца воевать, у Ольги на то были свои взгляды.
Довольная и усталая, она спустилась в трапезную, села во главе общего стола, приветливо кивнула собравшимся. Люди переговаривались, дескать давно они не видели свою княгиню такой веселой, удовлетворенной, отзывчивой на шутку или заздравный тост. Да только не успела княгиня и с перепелкой в ягодном соусе управиться, как ей донесли, что у ворот трубит в рог посланец от ее мужа, Игоря.
От князя прибыл воевода Асмунд. Он дожидался княгиню в небольшой горенке, сидел на застеленной овчинами скамье, упершись затылком о бревенчатую стену и держа на коленях свой островерхий шлем. Рядом с ним на приступке горел чеканный бронзовый светильник, пламя его неровным светом освещало пластины нагрудного панциря воеводы, запыленные сапоги хазарского пошива – высокие, с желтыми отворотами и загнутыми кверху носами.
– Здрава будь, княгиня пресветлая, – поднялся навстречу княгине Асмунд.
– И ты, гой еси воевода…
