– Как тебе кино? – спросил он.
– Возбуждающее.
– Пять тысяч с тебя, за неверие в силу моего обаяния.
– Не преувеличивай, Гоша! Ты взял ее не обаянием, а шантажом!
– Шантаж был, не отрицаю, но совсем малюсенький. Главное в этом деле, Полиночка, напор. Некоторые всю жизнь тратят и не достигают, чтобы отыметь женщину во все дырки. У меня же, как видишь, двадцать минут и дело в шляпе.
Гоша попытался обнять девушку за талию, но та выскользнула из его рук.
– Вон на столе твоя пятера, а я пошла.
– Полина, ты что обиделась? Забери деньги, ты их честно заработала, когда помогала составлять договор после работы.
– Гоша, мы с тобой просто коллеги, – забирая деньги, произнесла Колбина. – Между нами ничего быть не может, никогда. Ты для меня теперь полнейший говнюк!
– Не отрицаю, я подлый, мерзкий тип, но, к сожалению, вы, женщины, таких любите, – сказал Гошан, милейше улыбаясь. – Пока, Полина! – крикнул он через уже закрывшуюся дверь и отправился просматривать записи с камер.
Особенно Слюсарева интересовала съемка из комнаты, где сидела Колбина. Он внимательно рассматривал ее лицо, потом, как она растирала пальцем свое лоно.
– А она та еще штучка, но очень скрытная, – произнес он вслух. – Придется за ней последить.
После этой показательной демонстрации Полина перестала вслух высказывать недоверие в мужской состоятельности Георгия, но разговоры на счет секса между ними не прекращались. Если в офисе не было посетителей, Гошан тут же подсаживался за стол к Колбиной.
– Полина, если бы ты мне отдалась, я бы бросил к твоим ногам все мое достояние.
Так обычно начинались эти диалоги.
– А какое у тебя есть, Гоша, достояние, кроме того, что болтается между ног? – смеялась женщина и тут же сама активно начинала давить на скабрезную тему.
– У меня достоинств масса, но мужское достоинство, ты правильно сказала, самое большое, свисает почти до колена.
– Мы вообще-то говорили об достоянии, а не о достоинстве, которого у тебя в принципе нет, а твоя писюлька и полпути до колена не дотягивает.
– Но она туда стремится, может, когда-нибудь дорастет.
– Ты по утрам гирю к ней привязывай и ходи так, – рассмеялась Колбина своим звонким смехом. – Может, тогда твоя писюлька и вытянется.
– Во-первых, у меня не писюлька, а настоящий, торчком стоящий фаллос, – обиженным голосом говорил Слюсарев.
– Эй, торчком стоящий, ты собираешься сегодня работать или нет? – вмешивался в их разговор Потапенко. – Кто будет составлять иск для Зиминой? – возмущенно говорил он. – Смотри, а то я тебя нагну, торчок.
– Никита, ты ничего не понимаешь, наше общение с Полиночкой повышает производительность работы нашего маленького, но дружного коллектива.
– На сколько процентов повышает?
– На двести, – вставила свое слово Колбина.
– У меня другая цифра получается. Минус десять процентов, а если еще я к вам подключусь, то будет все пятнадцать. Мне надо деньги на первый взнос по ипотеке собирать, а не тары-бары-растабары с вами разводить.
В голосе Никиты не было ни брюзжания, ни злости, и он действительно сам становился участником этих разговоров. И, как ни странно, работа в коллективе спорилась. Близилась последняя неделя года, план был выполнен досрочно. Можно было расслабиться, клиенты тоже начали уже думать не о тяжбах, а о праздничных столах. В юридической фирме решили организовать праздничный фуршет в центральном офисе.
