С юга или юго-востока (откуда там летят снаряды) в город заходят войска тех, кто называют себя сопротивлением, повстанцами, для «освобождения» города от «фальшивой» власти. Её тошнит от всех этих семантических игр военных и политиков, поэтому она совершенно не собиралась участвовать в процессе передела города, но её вынудили.
Те солдаты… они же тоже из повстанцев… Что они забыли в её квартире? Как-то должно быть связано то, что повстанцы заходят в город, и то, что в её квартиру вломились уроды из той же армии. Как они вообще пробрались через город? Правительственные войска вообще ушли из города? Зачем тогда бомбить…
Она стала перебирать все события в голове. Телефонный звонок с неизвестного номера. СМС. Доброжелатель? Друг? Она не могла придумать никого, кто подходил бы под это описание, чтобы ещё знать её тайну. Потеря контакта с её людьми. Взорванная дверь. Обход тайных ловушек против всех, кто пришёл к ней с чёрными мыслями навредить. Что ещё? На них не подействовало её слово – то одно из немногих, что она могла произносить. Они слишком хорошо знают все её тайны.
А ещё глаза… ярко-голубые глаза того солдата, который первый пробрался в комнату. Тот, которого она одарила огнём.
Тревога. Подъём. Быстрый шаг. Песня. Снаряд. Свист. Тарахтение мотора. Бурелом. Воронка.
Семантика войны… что-то её подсознание пытается ей подсказать. То, что идёт война, она и так знает. Но что прячется за этой семантикой? Как всегда, должно прятаться новое знание… до которого она пока не додумалась.
Думай, думай. Котелок, вари!
С трудом она стянула с себя шлем, который мешал ей дышать, и кажется, мешал думать. Теперь воздуха было гораздо больше, хоть он и был заполнен пылью, поднявшейся вверх из-за взрывов.
Если повстанцы заходят с юга, со стороны её дома, значит ей нужно гнать в сторону торфянников. Многие жители города точно эвакуируются туда прямо сейчас. Только вот нет никакой уверенности в том, что и там за неё не решит взяться кто-то из вояк. Она не готова доверять свою жизнь случаю и солдатам. К тому же, об одной только мысли, что она покинет город и окажется где-то на открытых пространствах, внушала ей животный ужас.
Остаётся один единственный выход – прятаться в городе. Найти подходящий подвал или квартирку, где её не достанут. Одно дело, когда они как-то вызнали, где она живёт и взломали все (все!) её ловушки, и другое дело – найти её среди сотен зданий города, найти мышиную нору в замке. Надёжную, покрытую сигнами нору. Новыми сигнами. Они не способны. А ей нужна всего неделька, чтобы прийти в себя.
Раздался новый звук прилетевшего снаряда. Совсем близко.
«Нужно двигаться, малышка», – сказала Лотта себе. Нужно двигаться.
Она поднялась на ноги, пошатываясь пошла в сторону, где она помнила, располагался магазин одежды. Она просто зайдёт и приоденется, а то не гоже великой ведьме Лотте Ужасной вот так вот бродить размахивая молочными железами к всеобщему удовольствию окружающих.
Хромая, она всё-таки шла. «Я жива, и значит надо двигаться». Она шла, оставляя за собой кровавый след. Кровь сочилась из неё, как из губки уборщицы, подчищающей на месте жестокой резни.
Почему она ещё до сих пор не истекла кровью и не умерла? Просто её не так уж просто убить. Лотта уже множество раз испытывала себя на прочность и до сих пор ей удавалось спасаться. Заживает как на собаке – фраза, которой описывал её презрение к травмам её первый и единственный наставник. Но на самом деле нет. Она ещё более выносливая. На ум приходит тот квадратный человечек из комиксов, у которого ещё из рук штыки торчат. Кажется, точно была серия комиксов, когда его, старика, доканали, но до того момента ни у кого не получалось с ним расправиться.
