Ведьма в Царьграде - страница 22



. Причем сам молодой князь еле держался на ногах, да еще пьяно выкрикивал, что-де скоро он прославится в ратных походах, все о нем заговорят и тогда эта гордячка зеленоглазая уразумеет, как ей повезло, что князю люба.

Утром Ольга все же решила переговорить с сыном. Напомнила, что он уже взрослый, что жениться ему пора…

– Все вы об одном и том же, матушка, – ворчал Святослав, потирая гудевшую с похмелья голову. – Или сам я не понимаю, что князем признанным меня сочтут, когда на престоле с княгиней своей воссяду[42]. Ну да это уж ваша забота – невесту мне подыскать. У меня же пока иная нужда: рать такую собрать, чтобы никто не смел наши рубежи тревожить.

Ольга внимательно глядела на помятого после пирушки сына. И как бы между делом предложила привести к нему какую из теремных девок. Может, утешится князь с ними, пока до свадьбы не дошло? Сказала то и заволновалась: вот как скажет сейчас, что подавай ему Малушу.

Но Святослав лишь отмахнулся.

– Недосуг мне глупостями заниматься!

– А у девичьей с Малушей-ключницей орешки по вечерам щелкать досуг?

Святослав улыбнулся какой-то отстраненной, мечтательной улыбкой.

– Ну, Малушу я сызмальства знаю. Да и с кем князю орешки грызть, как не с самой пригожей девицей?

Ольга попыталась отвлечь его иными заботами. Сказала, что в ее отсутствие многие удельные князья могут проявить норов. Тот же горделивый Гиля Смоленский, или упрямый князь Тур из Турова, или своевольный Тудор Черниговский, а то и непокорный Володистав Псковский. Конечно, все они уже смирились с правлением Ольги, но когда она отбудет и на престоле останется юный Святослав, то еще неведомо, как эти правители себя поведут.

Святослав выслушал, но потом заявил, что, пока у него самая сильная дружина, никто не посмеет восставать. А если удумают чего – он резко сжал кулаки, – то он разделается с ними не хуже, чем некогда его мать расправилась с древлянами!

Ольга вздрогнула. Ну, не скажешь же сыну, что ей и поныне крики казнимых послов древлянских снятся, что просыпается среди ночи, когда вновь марится, как выбегают из горящего Искоростеня градцы, а ее люди разят их булатом. И совесть ее с тех пор неспокойна… А священник Григорий, которому она призналась в своих волнениях, говорил, что совесть – это голос Бога в душе. И уверял, что раз есть в ней этот глас, значит, княгиня готова принять Бога. Ну да он христианин, он все на Иисуса Христа сводит.

– Вот что, сыне, я и слышать не желаю, что ты с булатом будешь давить на наших князей. Учти – начать сечу любой может, но только мудрый знает, как ее избежать. И править ты должен не как каратель, а как благодетель края. А иначе… Если люди не одолеют вражду, то вражда одолеет их. Потому справляйся так, чтобы все были под твоей рукой, но никого силой покорять не должен.

– А если сами напросятся? – усмехнулся Святослав, и в лице его появилось нечто жесткое, что так не шло его юному облику.

Ольга вздохнула. Надо же, какой ее сын! Но он с тринадцати лет в походах, иначе власть пока не понимает. Таким и отец его был, Игорь. Но много ли добился? Сгинул ведь… А Русь разрослась и в силу вошла, только когда Ольга войны и свары на земле прекратила.

Но похваляться перед юным князем княгиня не стала. Другое молвила:

– Я уже позаботилась, сыне, чтобы в мое отсутствие удельные князья смирно сидели в своих вотчинах. Поэтому беру в свою свиту в Царьград жен и дочерей тех правителей, каким не очень доверяю. Вроде как спутницы мне, а на самом деле заложницы.