Она пахла фрезией и абрикосом. И чем-то еще. Может быть, мандарином. Может быть, ветивером.
Это продолжалось какое-то время, а под конец комод уже довольно сильно трясся. Коралл, хотя и обнимала его крепко, ни на миг не выпустила из пальцев фрезию. Запах цветка не перебивал ее запах.
– Твой энтузиазм льстит мне, – она оторвала губы от его губ и только теперь открыла глаза. – И очень повышает самооценку. Но ты знаешь, у меня есть кровать.
* * *
Действительно, кровать у нее была. Огромная. Просторная, точно палуба фрегата. Она вела его туда, а он шел за ней, не в силах насмотреться. Она не оглядывалась. Не сомневалась, что идет за ней. Что без колебания пойдет туда, куда она его поведет. Не отрывая взгляд.
Кровать была огромной, с балдахином, постель была из шелка, а покрывало атласным.
Они использовали эту кровать, без малейшего преувеличения, в каждом ее дюйме. В каждой пяди постели. И каждой складке покрывала.
* * *
– Литта…
– Ты можешь звать меня Коралл. Но пока молчи.
Nil admirari. Запах фрезии и абрикоса. Рыжие волосы, рассыпанные по подушке.
* * *
– Литта…
– Можешь звать меня Коралл. И можешь сделать это мне еще раз.
* * *
Бедро Литты украшала искусная, сказочных цветов и детализации татуировка, изображающая полосатой окраски рыбу, благодаря огромным плавникам имеющую треугольную форму. Рыб таких, именуемых скаляриями, богачи и кичливые нувориши обычно держали в аквариумах и бассейнах. Так что рыбы эти всегда ассоциировались у Геральта – и не у него одного – со снобизмом и претенциозными замашками. И потому его удивило, что Коралл выбрала себе именно такую татуировку, а не любую иную. Удивление продолжалось буквально миг, ответ пришел быстро. Литта Нейд казалась и выглядела вполне молодой женщиной. Но татуировка происходила из времен ее настоящей молодости. Из тех времен, когда привозимые из-за морей рыбы-скалярии были действительно уникальной редкостью; богачей было немного, нувориши только начинали свой взлет, и мало кто мог позволить себе аквариумы. «Получается, что ее татуировка заменяет свидетельство о рождении», – подумал Геральт, лаская скалярию кончиками пальцев; удивительно, что Литта до сих пор носит ее, вместо того, чтобы удалить магическим способом. «Что же, – подумал он, перенося ласки в более удаленные от рыбы регионы, – любому приятно вспомнить годы молодости. Не так просто отказаться от такой памятки. Даже когда она уже совсем устарела и, хуже того, стала банальной».
Он приподнялся на локте и внимательно присмотрелся в поисках на ее теле иных, столь же ностальгических памяток. Не нашел. Но и не рассчитывал, что найдет; хотел просто посмотреть. Коралл вздохнула. Видимо, ей надоели абстрактные и совсем не конкретные блуждания его ладони, так что она схватила последнюю и решительно направила в место конкретное и единственно верное, очевидно, по ее собственному мнению. «Ну и хорошо», – подумал Геральт, привлекая чародейку к себе и погружая лицо в ее волосы. Полосатая рыба, вот еще. Будто не было более важных вещей, которым стоило бы посвятить внимание. О которых стоило бы думать.
* * *
«Может быть, и модели парусников, – подумала Коралл бессвязно, с трудом сдерживая рвущееся дыхание. – Может быть и фигурки солдатиков, может, и ловля рыбы на искусственную муху. Но то, что считается… Что на самом деле считается… Это то, как он меня обнимает».
Геральт обнял ее. Так, словно она была для него всем миром.
