В то же время в одном из недавно пожалованных поместий новгородского наместника Лефорта, проявившему себя при взятии Азова, появилась в качестве супруги управляющего молоденькая девица. С темно-русыми волосами, большими холодными глазами, губами, сжатыми до состояния ниточек, высокая, стройная, белокожая. К новому году она разродилась крупным темноволосым мальчиком, которого в последующие годы воспитывала "под себя" – учила всему тому, что знала сама, грамоте, основам счета, языкам, и всегда ставила его выше других своих детей, которые родились только через несколько лет. Мужа женщина всегда презирала, как и остальных жителей поместья и "всех русских", и даже своих детей. С годами она стала еще тоньше, словно цветок, засохший в моменте начавшегося отцветания. Взгляд ее из тоскливо-испуганного окончательно стал колючим и ненавидящим, а спина была всегда прямая, словно палку привязали. К своим дочерям она относилась так же как к деревенским детям, пару раз озвучив, что они не стоят внимания, ведь их участь – быть проданными, словно скот.
Она уговорила нового владельца поместья (Лефорт скончался от горячки уже в 1699 год) поспособствовать устройству сына в школу в Петербурге, мальчика взяли – ведь он показал себя весьма достойно. Но этим она подписала себе приговор, по некоторым источникам – смертный. Юноша загорелся идеей кораблестроения. Узнав об этом, по воспоминаниям очевидцев, женщина словно обезумела окончательно. Она облачилась в черное и несколько дней ходила по поместью, сыпя проклятиями и говоря что-то о крови и предательстве. Она упоминала своего отца, бормотала про сына, что он ветка от гнилой яблони.
Приехавший через несколько месяцев в гости сын в живых ее уже не застал, женщина ушла в мир духов, так и не вернувшись в рассудок. Ей было 36. Несчастная, преданная, не нашедшая в себе сил для новой жизни, умершая в безумии и одиночестве.
Юноша вернулся в Петербург, где его ждала невеста, дочь какого-то мелкопоместного дворянина, небогатого, но с хорошей родословной. Отец благословил его будущий брак, найдя его, конечно же, удачным, но впредь наезжать с визитами запретил.
Перед отъездом одна из младших сестер преподнесла ему туесок земляники с несколькими обвязанными ниточкой листиками.
– Ягоды не довезешь, а вот это невесте передай, для ребенка твоего, – юноша удивился, но ничего не сказал. Он и сам еще не знал, что их "баловство" с любимой уже дало плоды.
Глава 4. Волки, девочка и красные флажки.
На снегу лежит маленькое тельце, закутанное в серый шерстяной платок с головой, под платком тулупчик старшего брата – только валенки торчат. Крохотные. Девочке уже 5, но выглядит она чуть ли не в половину меньше, чем должна. Сама по себе маленького роста, из-за постоянных недоеданий на лице у нее остались только глаза – большие, синие, в обрамлении пушистых черных ресниц. А вот волосики жиденькие… Много ли на одной воде и лепешках буквально из сена вырастет?
*
То, что их семья из поколения в поколение отличается каким-то странным везением, Татьяна знала – на собственной шкуре проверила не раз.
Мать родила ее в 51, она была последней, младшей, а потому скорее лишним ртом, а не любимицей. Зимой есть было совсем нечего, а потому дети иногда ходили ночами на колхозные поля за остатками посевных. Насобирав на сани немного зерна прямо со стеблями – все пойдет в дело, а заодно хвороста по дороге, они старались быстрее вернуться домой.
