– Ждём папу, – мама остановилась чуть поодаль парковки и принялась убирать прилипшие пряди волос с лица.
– Вот, – внезапно появился отец и протянул пачку Мальборо. Странно, но я будто хотела другие сигареты. – Держи, – он дал маленькую чёрную зажигалку. – После первой же затяжки поймёшь, что никогда не курила, и бросишь столь глупую привычку, – папа обнял меня и смачно поцеловал в щеку.
Я обхватила сигарету губами, но та оказалась слишком толстой. Я точно курила тонкие. Крутанула колёсико зажигалки, и вспыхнул огонек. Поднесла к сигарете, и густой дым заполнил лёгкие. Блаженство. Кажется, я курила всю жизнь и получала от этого истинное наслаждение. Люди кашляют, когда вдыхают дым впервые. Я же смаковала отвратную горечь, словно деликатесное блюдо. Однако Мальборо не те сигареты. У моих был сладковатый пряный привкус. Табак, смоченный шоколадом или карамелью. Я поморщилась. Папа засмеялся. Мама закатила глаза, не желая смотреть, как её дочь губит здоровье. Смешно.
– Убедилась? – папа самодовольно ухмыльнулся.
– Убедилась, что Мальборо мне не подходит. И раньше у меня был мундштук, – стряхнула пепел и вдохнула обжигающий нос дым.
– Кристофер, – мамин тон стал железным. – Я больше не могу. Кира, – она назвала меня по имени, значит, злилась. – С завтрашнего дня начинаешь сеансы у психолога.
– Кэтрин! – грозно рявкнул отец. – Она сильно пострадала. Дай ей время, – он потянулся за сигаретой, но я не отдала.
– Ладно, – я встала с инвалидного кресла, бросила бычок под ноги, растоптала, подняла и выбросила в урну. – Пора домой, – и медленно направилась к папиной машине.
Из Паддингтона мы быстро доехали до Клифтон Виллас, где находился мой дом номер десять. Ничего не изменилось. По обе стороны узкой проезжей дороги стояли пышные деревья с не успевшей пожелтеть листвой. Тот же высокий забор сплошной белой стеной охранял старый роскошный особняк семьи Эллингтон. Чёрная, похожая на ворота, железная дверь, которую подпирали две толстые колонны с фонарями, вдавленными в бетон, была открыта и зазывала гостей посетить прекрасный сад.
Древняя вилла, что таила секреты предков, приветственно глядела на меня. Я помню, как облупилась краска, но на кирпичные стены нанесли новый слой, даруя дому молодость, хотя он мне больше нравился с морщинами и сединой. Изысканные молочные рамы, сохранившие викторианскую скукоту, раскрасили в медовый цвет, видимо, постаралась мама. Трехэтажный особняк продолжал хранить уют семьи, а белоснежные перила и протоптанные чёрные ступени, ведущие к входной двери, хранили мои детские рисунки, так же, как и мазню брата.
– Ты стала ещё уродливее, – меня на пороге встретил младший брат, который отличался приличными манерами и чудесной речью, а ещё умением делать комплименты.
– Не обнимешь? – я раскинула руки, а Килиан фыркнул и удалился.
Лучший брат на свете.
– Проходи, – мама пихнула меня в дом.
Прихожая стала светлее, поскольку купили новую люстру, похожую на стеклянный фонарь со множеством лампочек. Бледно-розовый мраморный пол покрывал красный ковёр под тон дугообразного дивана, что скромно таился под лестницей. На нем валялись оранжевые подушки, а на круглом столике – тетрадки. На лестнице заменили бежевый ковёр, что сочетался с перилами, на серый длинный лоскуток, но мне понравилось. Мамин розовый стул с мягкой спинкой, как обычно, стоял возле камина, который никак не вписывался в прихожую. Однако маму это не волновало. Она повесила над ним громадное зеркало, а по бокам налепила двойные шарообразные лампы. А ещё она любила ставить поверх очага цветы и свечи. Узорчатые обои кремовых расцветок по-новому заиграли в сочетание с багровым пятном на полу. Я уставилась на наш портрет над диванчиком и заулыбалась. Мы с братом были там маленькие и весёлые.
