– У тебя нет причин сомневаться в этом, не так ли?
– Нет причин – нет. И все же мне показалось странным, что он держится до конца: хозяин дома без души, которая могла бы что-нибудь для него сделать.
– Это очень странно. Это что-то значит. Кажется, я тоже знаю, что именно!
Но он, похоже, не был расположен рассказывать мне об этом, и я не собирался настаивать. Не разделял я и его уверенности в собственной силе прорицания. Что он мог знать об этом деле, что было мне неизвестно, если только у него не было какого-то внешнего источника информации все время?
В это, однако, я не верил; во всяком случае, он, казалось, стремился приобрести больше. Он толкнул калитку и оказался на пороге прежде, чем я успел сказать хоть слово. Мне пришлось последовать за ним, чтобы напомнить ему, что его действия могут быть неправильно поняты, если их увидят.
– Ничего подобного! – Осмелился сказать он, склонившись над потускневшим почтовым ящиком. – Ты со мной, Гиллон, и разве это не твоя работа – следить за этими домами?
– Да, но…
– Что случилось с этим почтовым ящиком? Он не открывается.
– Это для того, чтобы письма не попадали в пустой холл. Он нарочно забил его, прежде чем уйти. Я застал его за этим занятием.
– И тебе не показалось, что это необычный поступок? – Уво теперь стоял прямо. – Конечно, так оно и было, иначе ты бы упомянул об этом Койшу и мне на днях.
Отрицать это было бесполезно.
– Что происходит с их письмами? – Он продолжал, как будто я мог знать.
– Я полагаю, что их перенаправляют.
– К жене?
– Полагаю, что да.
И голос мой упал вместе с сердцем, и мне стало стыдно, и я настойчиво повторил:
– Вот именно!
– Жена по какому-то таинственному адресу в деревне … Бедняжка!
– Куда ты сейчас идешь?
Он нырнул под окна, бормоча что-то не столько мне, сколько самому себе. Я догнал его у высокой боковой калитки, ведущей в сад за домом.
– Дай мне руку, – сказал Делавойе, когда он попробовал открыть замок.
– Ты не пойдешь туда?
– Пойду, и твой долг последовать за мной. Или я мог бы пропустить тебя. Ну, если не хочешь!
И в углу между забором и воротами он мужественно боролся, когда я пришел ему на помощь, как меньшее зло. Через несколько секунд мы оба были в заднем саду пустого дома, с воротами, все еще запертыми за нами.
– Вот если бы это было наше, – продолжал Делавойе, отдышавшись, – я бы сказал, что уязвимое место – это окно уборной. Окно в туалет, пожалуй!
– Но, Делавойе, послушай!
– Я слушаю, – сказал он, и мы оказались лицом к лицу в широком лунном свете, заливавшем и без того неровную лужайку.
– Если ты думаешь, что я позволю тебе вломиться в этот дом, то сильно ошибаешься.
Я стоял спиной к окнам, которые намеревался держать в неприкосновенности. Без сомнения, луна отразила некоторую решимость в моем лице и поведении, потому что я говорил серьезно, пока Делавойе не заговорил снова.
– О, очень хорошо! Если дело дойдет до грубой силы, мне больше нечего сказать. Полиция должна будет это сделать, вот и все. Это их работа, если подумать, но будет чертовски трудно заставить их взяться за нее, в то время как мы с тобой…
И он отвернулся, пожав плечами, чтобы показать свой восхитительный характер.
– Уво, – сказал я, схватив его за руку, – что это за работа, о которой ты болтаешь?
– Ты прекрасно знаешь. Ты в тайне этих людей гораздо глубже, чем я. Я только хочу найти решение.
– И ты думаешь, что найдешь его в их доме?
