– Бабуся, а молния крышу не расколет?
– Не расколет, на чердаке-то у нас громовая стрела есть.
– Это что, бабуня? – Глашка забралась с ногами к бабушке, сидевшей на постели, под бок, и прижалась к ней, та укрыла её своей шалью, обняла.
– А это камушек такой, чёртовым пальцем его кличут, он и вправду на палец похож, длинной такой, острый, будто с когтем.
– А нас он не защекочет?
– Кто? Камень-то? Не-е, не боись. Он только молню отводит от дома, чтоб не попала.
– Бабуня, а ты боишься грозы?
– Малость-то боюсь, хоть и приметы соблюдаю. Оно ведь как, ладноть если в избе. А ну, как в поле застанет, али в дороге? Там-то, конечно, боязно мне. Ну, да на всё воля Божья, а не боятся ничего только дураки. Молня-то ишшо ладно, а вот грозовых человечков и я боюсь шибко, не дай Бог с имя повстречаться.
– Бабуся, а это кто такие? – Глашка с любопытством воззрилась на бабушку, – Расскажи!
За окном снова полыхнула молния, громыхнуло, и ливень застучал по окну ещё шибче, в избе совсем стало тёмно, как поздним вечером. Ветер завыл в печной трубе, будто зимой, когда гудят на улице вьюги да метели.
– Али не сказывала я тебе про них?
– Нет, бабуня, – покачала головою Глашка.
Бабушка задумалась о чём-то, и Глашке показалось, что она задремала, но та вдруг начала рассказ:
– Бают люди, что в сильную грозу, как вот нынче, тьфу-тьфу, не к месту будь помянуты, – бабушка перекрестилась, и продолжила, – Можно повстречаться с грозовыми человечками. Откуда они берутся, того не знаю, разное говорят, кто бает, что они из-под земли выходят, дескать, из тех мест, куда молня ударит. Другие бают, что спускаются они из тучи, в которой носятся они по белому свету над всею землёю. Зимой де они спят, и встретить их невозможно. А с первым весенним громом просыпаются они, и уж тогда надо быть начеку – окружат, запляшут, да с собой и утащут, коли не будет при тебе надёжного средства супротив их.
– Что за средство?
– Есть одно, да не так просто его добыть. А сделать нужно вот что, коли услышишь когда плач в пустой избе, а это маленький домовчонок плачет, то нужно скорее то место белым платком накрыть. Домовиха тогда своего домовчонка не сможет увидеть, и станет тебя умолять показать его, снять платок. Вот тогда надо просить у неё монету заговорённую. Та монета от любой нечисти хранит человека, и от грозовых человечков тоже.
– Ну-у-у, бабуся, – протянула Глашка, – Ведь то сказки, небось.
– Сказки не сказки, а народ зря не скажет, раньше люди много чего ведали, оттого и в ладу с природой жили, и с духами всяческими. Нынче же все грамотны шибко, это конечно хорошо, да только забывают люди мудрость предков своих, а она порой, ой, как нужна.
– Бабуся, а у тебя такая монетка есть?
– Может и есть.
– А покажи!
– Вот большая станешь, я тебе её подарю, станешь её хранить при себе, а она тебя от любого зла сбережёт.
– Бабуня, а может они не злые вовсе?
– Кто?
– Да человечки те?
– Тьфу ты, – отмахнулась бабка, – Да како от их добро? Уносят они человека неведомо куда.
– Откуда же это другие люди тогда знают, ежели они всех уносят?
– Видали, знать.
– Вот бы на них поглядеть, – мечтательно произнесла Глашка.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – сплюнула бабушка, – На кой ляд они тебе?
– Да так, любопытно.
– И думать забудь, – ответила бабушка, – Ишь, чего выдумала.
– Бабуня, я есть хочу, – заявила вдруг Глашка.
– Ишшо чего, йисть в грозу. Обожди, вот успокоится малость, – бабушка прислушалась, – Вроде затихает ужо.
