Вчера у колодца они что-то говорили про камеры и какое-то происшествие.
– А камеры тогда и поставили?
– Не, камеры тогда уже были, их года два как установили. Напарника моего Еленский и уволил, что все прозевал. А он на телек залип. Там наши футбольца гоняли, помнишь, наши вчистую испанцев…
– Я не смотрю футбол.
– Не смотришь? А че так? – охранник удивился, странно, что в природе существовали люди, не интересующиеся футболом.
– Не люблю, – почти вырвалось у меня. Но вместо этого сказала:
– Времени не хватает, работы много, – он понимающе кивнул.
– А что случилось, Константин, – я мельком прочитала имя на его бейджике, – что случилось два года назад?
– Два года, дак эта… – начал он, но тут вся его словоохотливость моментально исчезла. – Ты особо не любопытничай, если хочешь тут остаться и бабки нормальные зашибать. Хозяин не любит, когда нос в его дела суют. Иди давай.
Он распахнул передо мной калитку, и я вышла на улицу. Передо мной расстилались ровные улочки с домиками. Тут мой взгляд уперся в табличку с надписью «Парковая зона». Последовав по направлению стрелки, я вскоре очутилась у небольшой рощицы с асфальтированными дорожками и деревянными лавочками. Под трели птиц и шелест листьев думалось хорошо. Дорожка привела меня к небольшому старинному фонтану. На его чаше едва различимо виднелась гроздь винограда, я нагнулась, чтобы рассмотреть ее поближе. По-моему, подобную я видела совсем недавно.
– И как вам наш парк? – раздался вкрадчивый голос за моей спиной, от неожиданности я вздрогнула и резко обернулась.
Мужчина. Лет тридцати. Симпатичный, с шевелюрой вьющихся каштановых волос. Художник, судя по установленному недалеко мольберту и испачканной краской рубашке. Он широко улыбался, в его глазах плясал огонек.
– Живописный, – пролепетала я, делая шаг назад.
Незнакомец пристально разглядывал меня, отчего я сразу вспомнила о своей непривлекательности. Еще и несерьезная футболка с Эйнштейном, надо было одеться как в день приезда, все равно на встречу с Еленским идти. Хотя в той одежке художник сразу бы распознал во мне гувернантку или другой обслуживающий персонал. Выглядеть гувернанткой в его глазах не хотелось.
– О прекрасная нимфа! Как вышло, что я до сих пор не знаю вашего имени? Это нужно срочно исправить. Вы в гости или…
– В гости.
– Позвольте представиться, Марк Одинцов. Скромный служитель Минервы. Ищу вдохновения в этих райских кущах.
– Олимпиада, – я решила не называть свою фамилию. Она вряд ли что ему скажет.
– Воспевающая небо! Какое незаурядное имя! – Марк протянул мне руку, но вместо того, чтобы обменяться дружеским рукопожатием, галантно приложился к моей ручке. Я смутилась и поспешно ее выдернула.
– Олимпиада – это же… Липа, позволите мне вас так называть?
– Можно и Липой.
– Липа, вы не боитесь зачахнуть в это глуши? Осмелюсь предположить, вам здесь будет скучно.
Бабник, – подумала я. Он интересуется мной, потому что в парке больше нет особ женского пола. Почтенные матроны в возрасте, практикующие скандинавскую ходьбу на дальних аллеях парка, наверняка, не в его вкусе.
– Мне нравится загородная жизнь, – ответила я и тут же сменила щекотливую тему. Как и все художники, Марк Одинцов должен быть тщеславным.
– А что вы рисуете, то есть пишете? – надеюсь, моя оговорка не очень травмировала творческую натуру. – Можно взглянуть?
Он обернулся к мольберту и перевел взгляд на кончики своих длинных пальцев, которые были измазаны засохшей краской.
