А мама смеялась.
Вот… вот лицо её, сколь ни пытаюсь, вспомнить не получается, а смех и сейчас как наяву.
Я протянула руку. И не коснулась.
Оглянулась.
Машину княжич отогнал чуть в сторону. И сам в ней остался. Спасибо. Он… хороший. Очень. Слишком даже. И пельмени лепит вкусные. И…
Выбрось из головы, Ласточкина.
Вы не пара.
И близко.
Шаг.
Старая дверь. Замок… я словно во сне наклоняюсь. Порог сложен из тех же крупных гладких камней, что и дорожка, но один – с секретом. И ключ нашелся. Старый, покрытый черной пленкой то ли земли, то ли плесени, но… пальцы стирают её.
А металл поблескивает.
Как?
И замок цел. Причем я знаю, что замок этот тот самый, который мама повесила, в больницу уезжая. Почему его не сняли? Почему он не проржавел, как должен был бы? Почему он вовсе выглядит так, будто… будто его вчера повесили?
Ключ проворачивается не сразу.
Но я стараюсь. И замок с хрустом – время все-таки сказалось – раскрывается. Я дрожащими пальцами пытаюсь вытащить его из дужек, но не выходит. И в какой-то момент палец застревает между дужкой и замком. И обидно. До слез обидно.
- Погоди, - княжич перехватил руку. – Не спеши. Давай я. Вот так.
И замок приподнял.
Палец мой злосчастный вытащил. Да и дверь открыл.
- Помощь нужна?
- Не знаю, - честно сказала я.
Изнутри пахнуло… да всем и сразу. Подгивающим деревом. Затхлым воздухом, который случается в запертых домах. Травами. Лекарствами.
Страхом моим.
Чего я боюсь-то? Это же просто дом. Старый. Заброшенный. И не уверена, что он вообще мне принадлежит. Там, в детдоме, я как-то не думала о возвращении.
- Давай тогда я? – княжич смотрел спокойно и серьезно. – Иногда в них может прятаться… всякое.
- Венец мертвеца?
- И это тоже. Кстати, он теперь под таким именем и значится.
Не было у нас венцов.
И даже серег.
То есть одно время были, я помню, красные камушки и гнутые дужки-замочки, левый из которых обломался. Куда подевались? Еще при маминой жизни… продала?
Наверное.
Княжич присел у порога.
Провел ладонью.
Хмыкнул.
- Заговор, - сказал он. – От незваных гостей. Причем сильный, старый и на крови. Поэтому и работает.
- Как?
- Посмотри, - Лют взял меня за руку. Пальцы у него теплые, а я понимаю, что замерзла. – Вот так… не спеши. Чувствуешь?
Разве что прикосновение его.
Или… да.
Тепло, исходящее от порога. И заклятье не на нем. В нем. Заговор? Из тех самых, старых, которые наука не то, чтобы отрицает, скорее уж осторожненько так, с оглядкою, сомнением, упоминает, что есть они. Но с недоказанной эффективностью.
И в исполнении сложны.
А зачем сложно, когда можно проще и эффективней? По этой самой науке.
- Мы пройдем, - я первой перешагнула через этот порог, держа княжича за руку. Званый он гость. Званый и нужный. В сенях темно. Оконце давно заросло пылью, и свет почти не пробивается, но его хватает, чтобы увидеть стену. Да, на ней когда-то висели грабли, и лопата, и еще там, дальше, ведра стояли. А веник из березовых прутьев до сих пор жмется в углу.
И я касаюсь стены.
А под пальцами оживает сложная вязь заговоров. Они отличны от заклятий, в них нет четкой структуры, скорее уж заговоры похожи на сложные узоры из тех, что вышивают по сей день на рушниках и сорочках.
- Это… - княжич тоже видит. И руку мою не отпускает. – Надо же… я прежде только читал… твоя мать была ведьмой?
- Нет.
Я помню. Я ведь довольно большой была, когда она заболела. И будь она ведьмой… ведьмы, даже необученные, нужны, особенно в селе. Их уважают.
