С аналогами у столичника не заладилось. Может, по части разных там волын он как особист и был подкован, но здесь явно не из обычного револьвера гвозданули.
Помолчали мы, и настала пора мне свою власть показать:
– Палата опечатывается вплоть до завершения следственных действий… гхы, гхы… Труп сегодня же отвезти в Пермь. Птаха, тебя назначаю ответственным, клопа тебе в онучи. Всех присутствующих в течение дня обязываю зайти ко мне и дать показания под протокол. Медперсонала это касается в первую голову. На этом все.
Вывалили мы ватагой из лечебницы. Надутые, друг на друга поглядываем с подозрением. А столичник взял и ни с того ни с сего завернул:
– Мне кажется, кто-то из вас что-то скрывает. В сложившихся обстоятельствах это может быть истолковано не в вашу пользу. Предлагаю выложить карты на стол. Так будет проще р-разобраться, что происходит в р-районе.
Вещает он, а сам, шельмец, в меня вперился и глаз не сводит – будто всю душу мне распатронил и наизнанку вывернул. А ну как и в самом деле у них в особой группе, к которой он причислен, умеют мысли читать? Телепатия, хренопатия, или как она там называется… Слыхивал я об этом, но сталкиваться не доводилось. И вот принесло помощничка…
Другие посмотрели на него, как на спятившего, ни слова не сказали и разошлись кто куда. Птаха ко мне привязался, давай карандашом по доске водить, но я его прогнал и к себе на хату пошел. Сшиб меня столичник с панталыку, требовалось наедине с собой побыть, обдумать. Я-то прежде был уверен, что подкопаться ко мне ни с какого боку невозможно. Все подчистил, все в прошлом схоронил. Была только одна вещь, которая меня выдать могла, сберег из сентиментальности, рука не поднялась выбросить. Но она так глубоко запрятана, что и черт не сыщет. Неужто у столичника еще и зрение рентгеновское, насквозь просвечивает? Да ну! Безлепица какая-то…
А все ж не отпускали меня сомнения. Знает или не знает? Наугад ляпнул или с умыслом? Поди разгадай.
Солдатка моя на сыроварню ушла, на смене будет до вечера. Оно и к лучшему, мне сейчас подглядчики ни к чему. Прошел в горенку, сел у самовара, кулаком подперся, гляжу на паутину в углу, умишком раскидываю. Как быть? Лукавый мне в ухо вдувает: а может, столичника того?.. Усопшим больше, усопшим меньше – пускай все единым чохом на дьявольские происки спишут.
Не захотел я дальше слушать, пальцем своему отражению самоварному погрозил. Пока нет ясности, радикальные меры отставить. Может, я понапрасну полошусь, а этот уникум-рентген просто на пушку меня берет? Но подстраховаться – самое то. Ведь случись провал, все в тартарары полетит, и такая буря подымется – мама не горюй!
Завесил я оконца линялыми шторками, достал из-под топчана свой походный вещмешок, опорожнил его, швы на подкладке ножичком подпорол, и – опля! – вот оно, мое сокровище. Картонный прямоугольничек из тряпичных слоев высвободил, подержал перед собой, повздыхал. Ничего не поделаешь, безопасность прежде всего.
Растопил печурку двумя поленцами, забросил туда картонку, подождал, пока дочиста сгорит. Золу в кулаке растер, вынес на огород и развеял по ветру.
Дулю тебе, столичник! Теперь не подберешься.
