Разозлилась я, да так сильно!
Прищурилась, руки на груди сложила и сразу почувствовала, как жар клубком скрутился там, где пупок.
Рыська аж подскочил:
– Глуп-пости говоришь, Ведянка! Глуп-пости! Сандр Огненный тебе не какой-нибудь сын старосты, чтобы по адепткам ходить, а ректор! Ректор всей Академии.
Злость у меня вроде чуть поутихла:
– А чего ж он явился ко мне, и чужим именем назвал?
– Вот дурная ты у ме-ня-а, – зыркнул недовольно Рыська и вдруг выпалил:
– Пох-хожа ты на нее сильно, на Олеандру. Вот и назвал. Да и давно-о это было. Пон-няла-а? Лет двадцать тому как, – важно добавил фамильяр и опять зевнул.
Ну, если двадцать… Меня отпустило еще больше.
– Ладно, Рыська. Все, я спать. Надеюсь только, что ни ректора не будет, ни Олеандр этих, – буркнула я и отправилась в постель.
А вот засну ли?
Может, опять настойки корня талии, только одну капельку?
С сомнением посмотрела на пузырек, да вспомнила прошлую ночь.
Нет, постараюсь так уснуть. Еще увижу опять во сне этого горящего вепря, или чего похуже, брр.
Расчесала волосы, да как следует. Давно поняла, что если как следует расчешешь, и на душе спокойнее становиться-то.
Скорее бухнулась в постель и заснула прямо как младенчик.
А рано поутру меня прямо вот выбросило из кровати. Спала, видела сладкий сон, без сновидений-то, и на тебе.
Раздался такой звон, что и мертвец бы вскочил.
Я свалилась на пол, ушибла локоть и ошарашенно затрясла головой. Сон прошел в один момент, а звон не прекращался.
Скорее вскочила на ноги и бросилась из домика.
Пожар! Не иначе, пожар в Академии-то!
– Куды-ы, Ведянка?! – зашипел тотчас появившийся Рыська.
– Оденься сначала! Успеешь еще на построение, – пробурчал фамильяр.
А до меня вдруг стало доходить. С трудом, но стало.
– Рыська, это что ж за звон-то такой? Вот так созывают на построение? – у меня даже ноги затряслись и я скорей привалилась к открытой двери.
– Эх, Ведянка… И о чем ты только думаешь-то? – фамильяр нахмурился. – На браслет свой хоть глянь.
Я глянула. На браслете сиял почему-то синим цветом камешек.
– И что это значит? Он синим, а не зеленым светит.
Рыська даже глаза вытаращил:
– Так ведь сигнал, что вставать пора и на построение идти. Ла-аврик говорил же.
Вот не помню я ничего про это. Говорил он, что только два сигнала там, ну, и еще какие-то, мне сейчас не нужные.
Вот тебе и не нужные…
Это что ж он промолчал-то? Вот паршивец. А я еще думала ему мазь сделать, от прыщей.
Посмотрела на мигающий синим камешек, взяла да со злости и нажала. И что вы думаете? Звон сразу прекратился.
Уфф…
Посмотрела на браслет, руку повертела. Тишина и покой. Ничто нигде не мерцает, ничто нигде не звенит.
Схватила форму эту, срамную-то, и скорее натягивать.
А поверх, конечно, юбки свои надела. Чтоб ведьмочка, внучка Эржбеты Маленской да в таком виде перед ректором заявилась? Ни за что!
И бегом, бегом кинулась к ректорскому дому.
Ой!
А я ведь и не знаю, где это построение будет-то. Юбки мешали страшно. Смотрю, мимо дома ректора пробежали двое парнишек. Припустила дальше, вслед за ними.
И правильно сделала.
Они меня и вывели на небольшую площадку, на которой уже стояли, переминаясь с ноги на ногу адепты.
Одеты все были, и даже Тильдушка, которую я и не сразу признала, в форму-то эту специальную.
Тильдушка в ней ну прям пацаненок-пацаненком, и худющая такая, чисто Лаврик.
И Лаврика тоже заприметила. Стоит, зевает и головой по сторонам крутит. Меня заметил, и рот открыл. А я ему пальцем погрозила. Почему не предупредил меня про эту побудку их? Так и родимчик можно схватить, со сна-то.
