Сегодняшняя погода на весеннюю по меркам нормального мира походила мало – было холодно и ветрено. Но брошенный за оградой госпиталя пикап толком остыть еще не успел, и двигатель завелся с пол-оборота. Я осторожно тронулся с места, выехал на дорогу, и колесо немедленно угодило в яму.
Машина легко выбралась из колеи, но до самого Красного проспекта пришлось тащиться с черепашьей скоростью; да и дальше старался не лихачить. Пусть бригады дорожных рабочих уже прошлись по одной из основных магистралей Форта, с того времени снег успел не только нападать, но еще и подтаять, а потом замерзнуть. К тому же разбитое асфальтовое покрытие полностью очистить от наледи не представлялось возможным, и повсеместно встречались заледенелые лужи, ямы и выбоины. Хоть по весне улицы обильно посыпали дресвой, особо это ситуацию не спасало, только шуршали о защиту крыльев и днище летящие из-под колес камушки.
Лужа, наледь, яма, немного потрескавшегося асфальта – и все по новой. Летом будет еще хуже, и все же никто вкладываться в дорожный ремонт не станет. Какой смысл, если восемь месяцев в году снег лежит? Выпадет, укатают – вот и ехать можно.
Я откровенно порадовался, что взял пикап. Нет, «буханка» по такой дороге пройдет без проблем, да только и трясет не так сильно, и сиденья удобней. К хорошему быстро привыкаешь.
К бару поворачивать не стал; вместо этого проехал перекресток и покатил к Южному бульвару, точнее – к Лукову. Как ни удивительно, но в поселке дороги оказались едва ли не лучше городских. Где-то колеса еще не успели разбить зимнюю наледь, где-то пустили бульдозер и счистили снег, заодно разровняв грунтовку.
Подъехав к особняку Бородулина, я задом сдал к высоким воротам, выбрался из кабины и откинул борт кузова. Пока возился с задвижками, распахнулась калитка, и на улицу вышел крепкого сложения мужичок в неизменных собачьих унтах, тулупе и меховой шапке.
– Не будешь заезжать? – спросил Лымарь, поправляя закинутый на плечо ремень «сайги».
– Нет, – мотнул я головой. – С вас пара коробок сосисок. Яйцо и колбаса есть пока, в следующий раз возьму.
Семен выволок из кузова увесистый мешок с «дробниной» – дробленым и уже использованным для приготовления пива солодом, который шел на корм скоту; я не стал ему помогать и прошел во двор.
Хозяин особняка стоял у сеней и дымил папиросой. Со своей рыжевато-сизой бородой химик выглядел загулявшим дворником, но на это несоответствие я давно уже научился не обращать внимания. Таблетки получались отменными, остальное меня не касалось.
– Все готово? – спросил я, пожимая протянутую руку.
– Все, – подтвердил Виктор Петрович и распахнул дверь сеней. – Заходи.
Я шагнул через порог и, расстегнув куртку, снял с пояса сумочку-кошелек. Тот звякнул серебром.
Химик принял его и высыпал на широкий подоконник трехрублевки с Георгием Победоносцем, ладонью развел монеты по доскам, взглянул на меня.
– Здесь слишком много, Слава, – удивился он, оправляя прокуренную бороду.
Я подтвердил.
– Аванс за следующую партию.
Особой нужды в авансе не было, просто мне не хотелось держать при себе дольше необходимого собственноручно изготовленные монеты. Пусть серебро и было в них самое настоящее, если об этом прознает Торговый Союз, у меня возникнут серьезные проблемы. Именно поэтому все монеты до единой я сдавал Бородулину, не решаясь связываться с другими каналами сбыта.
