Ведьмы. Салем, 1692 - страница 58
Пуританин не упускал ни одной детали, которая могла бы оказаться знаком или символом. Когда он направлялся с ружьем на болота, чтобы подстрелить птицу к ужину, и за ним увязывалась лучшая из его свиней, то это, конечно, что-то значило [39]. Яростный град, побивший окна новой кухни Сьюэлла, нес провидческое послание (Мэзер уверил своего расстроенного друга, что повреждения были репетицией апокалипсиса). Жажда смыслов свидетельствовала о зацикленности на причинно-следственных связях, их толкования входили в обязательную программу повседневной жизни пуритан. Комета никогда не была просто кометой. Прожженное белье полнилось смыслами. Когда дети Гудвинов корчились и стенали, их отец точно знал, что это наказание за его грехи. Если Пэррис и прочитал божественный укор в конвульсиях своих детей, то вслух он этого не сказал. Окружающие, однако, всё и так поняли. Коттон Мэзер сделал подобное заключение, когда другая его дочь – опасным местом был дом Мэзеров – упала в огонь.
Человеческая хрупкость несла ответственность за суровую местную погоду – стучащий зубами, отморозивший пальцы массачусетский пуританин имел все основания верить, что он слишком много грешил [40]. Нескромное поведение приводило к значительному количеству последствий: так, Инкриз Мэзер считал, что война короля Филипа началась из-за чрезмерного увлечения в колониях шелком и париками. Один священнослужитель из Коннектикута решил, что причина его вдовства крылась в том, что он слишком уж сильно наслаждался сексом с женой. Многие винили в смерти детей свою избыточную к ним привязанность. Небрежение становилось первой рабочей версией всех объяснений – тем более что эти люди страдали от чувства собственной неполноценности. Они не были набожными, как их отцы, идиллическое время прошло. Осипшего кембриджского пастора ругали за плохую проповедь. Не оттого ли у меня болит левое колено, думал Инкриз Мэзер на тридцать четвертом году своего шестидесятичетырехлетнего пасторства, когда ведьмы начали летать над головами, что я недостаточно добросовестно служу Господу? (Как минимум шестнадцать часов каждого дня он проводил у себя в кабинете.) Не бывает слишком много осторожности: однажды Коттон Мэзер случайно забыл произнести имя дочери в утренней молитве – вскоре выяснилось, что часом ранее нянька случайно ее задушила. В 1690 году, увязав страдания Новой Англии с ослаблением семейных привязанностей, Сэмюэл Пэррис вынес этот вопрос на собрание священников в Кембридже. Решение было простым: массачусетское духовенство должно делать все от него зависящее, чтобы «опрашивать, наставлять, предупреждать и наказывать» каждого из прихожан «в соответствии с его семейными обстоятельствами» [41].
Этот бесконечный поиск причинно-следственных связей вел пуританина двумя на первый взгляд противоположными путями. Прежде всего, он делал из него полного энтузиазма сутяжника. До 1690-х в Колонии залива не имелось адвокатов. Не было там места и случайностям. Любая мыслимая обида обязательно доходила до суда, куда, судя по всему, чуть что шли большинство жителей Массачусетса, ведомые одной соблазнительной идеей: если происходит что-то плохое, если ситуация выходит из-под контроля или оборачивается разочарованием – то кто-то где-то непременно в этом виноват[37]. (Кстати, большая часть информации о правоверных салемских фермерах дошла до нас именно благодаря судебным протоколам, своеобразному каталогу их неблаговидных поступков. Это одновременно и впечатляющий конспект крупных и мелких правонарушений, и дань гипертрофированной вере в причину и следствие.) Жители Массачусетса XVII века были не больше склонны к злодеяниям, чем все остальные, просто они больше любили судиться. Даже переписывая официальные протоколы, они оставались дотошными бухгалтерами и любителями сводить счеты. Люди, привыкшие давать показания, те, чье спасение зависело от публичного покаяния, – конечно же, из них получались превосходные свидетели. Никогда не было недостатка в желающих рассказать, что говорилось, или о чем они слышали, будто оно говорилось в прошлом поколении. Постоянная слежка друг за другом могла выглядеть совсем иначе в суде. Коттон Мэзер, призывая в 1692 году паству оставаться друг для друга зоркими сторожами, видимо, имел в виду нечто другое, чем жена Уильяма Кентлбери, залезшая на дерево и приглашавшая подругу присоединиться к слежке за соседкой (которая вытолкала ее мужа со своего участка, зашвыряв его разнообразной утварью) [43].