Возможно, Бишоп вела себя дерзко, чтобы не сказать провокационно, опрометчиво позволяя себе делать скептические замечания. Она не знает, что творится с девочками, и никогда не разрешала злым духам разгуливать в ее, Бриджет Бишоп, виде. Она не ведьма и понятия не имеет, что такое ведьма. Однако ей не повезло оказаться лицом к лицу с человеком безупречной логики. «Откуда же ты тогда знаешь, – прищурился Хэторн, – что ты не ведьма?» Она не поняла, что он имеет в виду. «Откуда ты можешь знать, что ты не ведьма, если ты не знаешь, что такое ведьма?» – настаивал судья. Бишоп разозлилась. Если бы она была ведьмой, Хэторн бы на себе это почувствовал. Судья расценил это высказывание как угрозу и хорошенько его запомнил. Разве она не в курсе, что другие сегодня уже признались? Она была не в курсе. Тут вскочили, брызгая слюной, двое мужчин: они же специально ей об этом сообщили! «Вот, мы только что поймали тебя на прямой лжи!» – торжественно объявил Хэторн.
Перед тем как допросить Бишоп, в тот вторник судья успешно разобрался с двумя подозреваемыми. Одной из них была хорошенькая Мэри Уоррен – та самая, из которой Проктер не так давно вышиб начавшиеся было припадки. Хэторн же попытался выудить из нее правду. Неудивительно, что рабыня не питала теплых чувств к избившему ее хозяину. За освобождение от обидчика она в свое время вывесила благодарность на столбе в молельне – так обычно все делали. Этот столб служил для сообщества своеобразной доской объявлений: оттуда вы узнавали, кто сегодня охраняет территорию или кто неправильно обучает детей, которых из-за этого следует взять слугами в чей-нибудь дом. Проктеры страшно рассердились за такой вынос сора из избы. Импульсивная двадцатилетняя Мэри, подверженная мощным эмоциональным срывам, ушла из лагеря своих сверстниц. Во время своего восстановления она из жертвы превратилась в подозреваемую, по пути, видимо, обвинив своих друзей в обмане. Вскоре она признается в колдовстве, потом снова и снова будет примыкать к пострадавшим от колдовства. Складывается ощущение, что она хотела играть все роли сразу.
Мэри подошла к барьеру – и околдованные сразу начали задыхаться, не в силах говорить, когда Хэторн спросил, причиняла ли Уоррен им вред. Служанка доктора Григса на мгновение справилась с собой, чтобы подтвердить: мол, да, причиняла. К ней присоединились Джон Индеец и Вирсавия Поуп, метательница муфт. «Недавно ты была околдованной, теперь сама колдуешь. Как это получается?» – задал вопрос судья [66]. Мэри задохнулась и закружилась. Казалось, она сама никак не определится, к какой стороне примкнуть. Потом какое-то время она стояла остолбенев, далее впала в раскаяние, рыдая и заламывая руки. Уоррен обещала сказать все, хотя оставалось неясным, перед какой из сторон девушка извинялась и что хотела рассказать. При каждой попытке заговорить она содрогалась. Хэторн несколько раз велел вывести юную подозреваемую из зала, чтобы дать ей прийти в себя. В конце концов священники и судьи допросили ее в частном порядке.
Мэри Уоррен сделалась более разговорчивой после ночи в тюрьме. На следующий вечер после того, как она вывесила свою благодарственную записку, Элизабет Проктер подняла служанку с кровати и сообщила ей, что является ведьмой – вообще салемские ведьмы были склонны представляться официально, по всей форме, сразу же презентуя все свои профессиональные достижения
