Веер с гейшами - страница 6

– А он какой, твой Вовчик? Красивый?

– Красивым Аркаша был, поэтому ему от баб отбою не было. А Вовка, он – настоящий. Правильный. Он семью хочет, чтобы сына я ему родила. Дом для нас хочет построить. Теперь, говорит, у меня будет, для кого стараться. Он у меня особенный! И не пьёт! У него аллергия на водку!

– И вправду, особенный. Он будет тебя встречать?

– Нет, не сможет, вахта у него. Но он сказал, автобус прямо от аэропорта ходит, довезет. Покажешь, где садиться?

– Покажу, там недалеко.

Соседка какое-то время расспрашивала Ольгу, как живут в Усть-Манусе, радовалась, что лето там есть – почти полноценных три месяца и даже с жарой до тридцати градусов, что на огородах растёт морковь, картошка и капуста и что если есть работа, то жить там – хорошо. Потом устала, успокоилась и задремала – по Москве-то час ночи, лететь ещё долго, самое время поспать. Ольге спать не хотелось. Попробовала читать, но невероятные приключения частной сыщицы Агриппины не увлекли. Невеста-попутчица невзначай всколыхнула ту, прошлую жизнь, подробности которой Ольга давно уже уложила на самое дно своей памяти, пересыпала нафталином и никогда не перебирала, чтобы не травить душу.

Хватило полугода жизни с Лобановым, чтобы Ольга перестала себе врать: это с Вадимом она была счастлива. Оказывается, это он её любил, спокойной ненавязчивой любовью. Принимал такой, какая она есть, помогал и поддерживал так естественно и незаметно, что она посчитала это непременным фоном своей жизни. Всерьёз полагала, что все мужчины ведут себя так. Дура была. Поумнела быстро, но всё равно поздно. Вадим в Москве вскоре женился, через год родил сыновей-близнецов, Веньку и Сеньку. И хотя полностью не ушёл из её жизни – присылал деньги для Нюськи, звонил не реже раза в два месяца, – ничего уже было не вернуть.

Лобанов бесился от этих звонков и потом нудил и придирался весь вечер, но Ольга научилась не реагировать на его брюзжание, пропускать все мимо, мимо. Если Лобанов не орал – получалось. Если орал, трудно было не реагировать – шумел очень. А реагировать – напрасная трата нервов. Хотя в обмороки от криков Ольга теперь не падала – ко всему, оказывается, можно привыкнуть. В том числе и к бесконечным претензиям и требованиям.

Того, что от неё требовал Лобанов, Ольга делать не могла. И быть такой, как он требовал, не могла. Хотя первые полгода совместной жизни очень старалась. Потом год старалась не очень – слишком много уходило сил, чтобы следить за собой: как ходит, что говорит, как расставляет посуду на кухне, как складывает вещи в шкафу. Чтобы звонить по пять раз на дню, отчитываясь, что делает и когда придет. Чтобы оправдываться, если пришла слишком, по его мнению, поздно и доказывать, что быстрее ну никак не получалось.

В конце концов, Ольга устала от тотального лобановского контроля, от его нотаций и внушений, что она несовершенная, малоприспособленная и без его опеки ни на что не годная. Она даже развелась с ним восемь лет назад. Развода Лобанов долго не давал, не являлся на заседания суда, вымотал из Ольги душу и последние силы. Развода она добилась, но он ничего не изменил. Ольга так и осталась жить с фамилией Лобанова, под одной с ним крышей, только что вещи его перетащила в отдельную комнату, да спать с ним отказывалась. Квартиру даже разменять нельзя было.

Большая коммуналка, где Ольга с Вадимом получили комнату, оказалась в их с Лобановым распоряжении почти сразу, как он у Ольги поселился. Квартира располагалась на втором этаже жилого дома, чей первый этаж был отведён под поликлинику. И под коммуналкой как раз расположился рентген кабинет. Когда кто-то в СЭС посчитал, что в квартире слишком большой фон рентгеновских излучений, и жильцов принялись расселять. Выселили всех, кроме Ольги (Лобанов так жил, без прописки), потом начался расцвет демократии, выборы-перевыборы, заявления властей, что Север стране не нужен. Народ кинулся уезжать из города, чиновники переключились на другие хлопоты, врач из СЭС тоже уехал. Про решение СЭС городские власти забыли, про Ольгу – тоже. По документам она занимала комнату в коммуналке, на деле – просторную трехкомнатную «сталинку» в центре Северска. Жить жила, но никаких продаж-обменов делать не могла. И выставить Лобанова тоже не могла – не уходил он. Тогда ушла Ольга – в себя, в работу, в командировки. Ездила по области, писала о людях и умирающих посёлках и видела такие человеческие истории, такую глубину отчаяния и такую силу духа, что Лобанов с его наездами и брюзжанием становился мелким и несущественным. Да и польза от него была – он оставался на хозяйстве, присматривал за Нюськой, относился к ней по-отцовски. И хотя тоже пилил её и воспитывал, всё-таки устраивал девчонке походы в сопки, брал с собой на острова и озёра. Нюське нравилось.