Век перемен - страница 16

Свадебная фотография родителей. 17 ноября, 1947 г.

Девушкой Ляля была красивой, интересной. Невестой – весьма привлекательной: профессорская дочь! Общение в ростовских интеллигентских, по преимуществу еврейских, компаниях (тусовках) было интенсивным. Вечеринки, танцы. Влюбилась в Толю – тоже студента-медика, по возвращении с фронта он доучивался, специализировался. Свадьба в 1947-м. Счастливые фото первых лет жизни, рождение сына. У Ляли в груди было много молока. В роддоме она даже делилась с ребёнком своей подруги Риты Казимировой (позже мой педиатр).

1953 год. Тяжёлое испытание для семьи. Дело врачей. 2 апреля Ляля с Толей пришли на заседание учёного совета мединститута, где клеветали на её отца. Как представить себе её эмоции, бессильное негодование? Мужественное выступление их товарища Володи Паламарчука ничего не изменило в судьбе деда, но для них оказалось глотком свежего воздуха, моральной опорой. А 4 апреля я увидел Лялю, вбегающую в квартиру с газетой «Правда», где сообщалось, что дело врачей сфабриковано, что признания обвиняемых были получены при помощи «недопустимых методов следствия». Между этими двумя датами – мой четвёртый день рождения. Праздника не помню. Ну а месяцем раньше Ляля плакала по смерти Сталина… Для полноты картины добавлю, что Лялин научный руководитель и кумир был, как она сама признавала позже, антисемитом. Профессия была для Ляли самым важным в жизни.

Работала с самоотдачей. В начале шестидесятых увлеклась патоморфологией эндокринных желёз. Помню её радость, когда получила из Канады от Ганса Селье (Hans Selye), нобелевского лауреата, автора теории стресса, просьбу прислать её статью. Послала, написала ему. Он в ответ прислал свою прекрасно изданную книгу. В 1968 году Ляля защитила докторскую диссертацию на тему «Морфологические изменения в надпочечниках при основных формах гипои акортицизма». Помню шикарный по тем временам докторский банкет в ростовском ресторане «Центральный». Счастливые бабушка и дед. Я уже студент мехмата МГУ, а ректор Ростовского мединститута предлагает мне перевестись к ним без экзаменов…

Тут, однако, пришлось Ляле из Ростова перебираться. По стандарту на кафедре должен был быть один доктор наук, он же заведующий. Должность была занята профессором Дороховым из Курска. Шептались, что он профессионально не шибко грамотен. Поиск вакансии был довольно долог и усугублён антисемитскими ограничениями. Приземлилась на недавно созданном медфаке Кабардино-Балкарского университета, завкафедрой нормальной и патологической анатомии.

Нальчик. 1970-е гг.

Думаю, годы в Нальчике (1969–1996) были самыми счастливыми в маминой жизни. К её профессионализму коллеги и чиновники относились с огромным уважением. Фактор антисемитизма в кавказской республике практически отсутствовал. Сразу дали ей отдельную комнату в общежитии, подыскивали квартиру. Через год таковая освободилась, но показалась Ляле слишком большой. Решение быстро нашлось. Семья доцента университета переехала в большую квартиру, Ляле досталась маленькая трёхкомнатная в хрущёвке, комнаты «трамвайчиком». Расположена была в центре, рядом с огромным парком.

Немало счастливых дней довелось мне пережить в этой квартире, когда гостил у мамы. Сперва студентом, из заснеженной Москвы – в раннюю южную весну. Обожал огромный парк со старинными липовыми аллеями. Приезжал иногда и с друзьями, Федей Сурковым, Аликом Харлапом.