Век золотых роз - страница 15
– Говорят, что Шейнира лепила синхов из глины, – прошелестел Саон, – а когда поняла, что получились не-живые глиняные игрушки, вложила каждому синху душу из своего ожерелья. Дала в долг, чтобы потом вернуть. Понимаешь теперь, отчего ийлуры нас терпеть не могут? Они считают, что принадлежат свету, всему, что чистое и незамутненное ни ложью, ни предательством, а мы, синхи – тела с проклятыми душами.
– И потому они нас истребляют?
Метхе Саон покачал головой.
– Много здесь всего намешано, Элхадж. Война за землю, война за сокровища, что рождает лоно ее… Одних проклятых душ мало.
И усмехнулся, поглаживая когтем изумрудную фигурку богини.
– А что у нее в руке?
– Это? Золотая роза.
– Никогда не слышал о таких, – пробормотал Элхадж, – где они растут?
Старик вздохнул, его кровянистые глаза на миг подернулись дымкой воспоминаний.
– Теперь – нигде, Элхадж. Золотые розы исчезли из Эртинойса… Раньше-то они росли повсюду, как сорная трава. А потом Храм начал терять силу, и розы исчезли. Просто вымерли.
– Разве розы так важны для храма, а храм – для роз? – не унимался Элхадж, – и что это за дракон в центре квадрата?
– Дракон Стерегущий время, – Саон мягко улыбнулся, старику почему-то было приятно думать об этом странном создании, – он спит, в кольцах его тела – Эртинойс. И если дракон спит, значит, наш мир в безопасности…
Элхадж внимательно слушал, запоминал. И в душе, той самой проклятой душе из ожерелья богини, теплился огонек надежды – а вдруг когда-нибудь понадобятся те жалкие крохи знаний об Эртинойсе, которыми так щедро разбрасывался старый синх?
…Потом им пришлось бежать от отряда владыки Северного Берега, и старая книга потерялась. Всем гнездом они забирались все дальше и дальше на север, туда, где лето коротко, а зимы суровы; туда, где взращивает ледяные торосы море Холодов; туда где правит железной рукой ийлур, милостью Фэнтара обративший свое сердце в камень… Они шли вперед, теряя слабых, временами чудом уходя от отрядов владыки Эар-Тора, голодая и замерзая. Пока, наконец, не очутились в дикой лощине. Здесь, в уединенном и богами забытом месте и обосновалось гнездо старого Саона.
– Вот и буря утихла, – услышал Элхадж сквозь дрему, – утром увидим солнце…
Он невольно улыбнулся, кажется, это сказала одна из совсем молодых, недавно вылупившихся.
…Синха не ошиблась в своих ожиданиях. Солнце – низкое, северное, выкатилось на бледное небо большим розоватым шаром, рассыпало искры по сугробам вперемешку с фиолетовыми тенями в ложбинках, отразилось тысячью крошечных светил в сосульках. В морозном воздухе вилась тонкая снежная пыль. Дышалось легко, так легко, что, казалось, за спиной могут вырасти крылья – и взлетишь к чистому, вытертому снегом небу, мимо елей в белых кафтанах, мимо стройных осинок, изгибающихся под тяжестью пушистых шуб.
Элхадж вдохнул поглубже, с выдохом выпустил в хрустальный воздух облачка пара. Порой он и в самом деле жалел о том, что не умеет летать. Отчего получилась такая несправедливость? Отчего элеаны, дети сумеречного бога Санаула, наделены способностью покорять небеса, а синхи – нет? Метхе Саон как-то объяснял, что у каждого народа свой дар, данный богами. Ийлуры – великие воины. Во время битвы многие из них способны призвать силу Фэнтара, и тогда один удар меча валит десятерых. Чем сильнее молитва, тем сильнее дар бога. Элеанам дано другое. И пусть их тела более хрупкие, и пусть не тягаться им в ближнем бою с ийлурами… Взывая к Санаулу, они способны летать быстрее, чем стрижи, и нет никого среди других народов, кто мог бы обогнать элеана, даже на самом быстроногом скакуне. А еще, говорят, элеанам известен ритуал провидения, когда Санаул позволяет пусть на краткий миг, но все же взглянуть в Око Сумерек, темный алмаз будущего… Кэльчу, взывая, обретают способность видеть золото и драгоценные камни глубоко под землей. Ну, а синхи… Синхи могут убивать, призывая власть Шейниры. Вернее, могли раньше, когда богиня соизволяла отвечать. Тогда – Элхаджу как-то довелось прочесть об этом – смерть несущая волна, словно завеса из частиц пепла, расходилась во все стороны от взывающего, и горе тому, кто оказывался на ее пути.