Величайший из рода. Связующее звено - страница 59

– Меня вызвал генерал. Я жду, когда можно будет войти. – затараторил он.

– Здесь?

– Я просто прохаживался вдоль коридора. – после некоторой паузы выдавил из себя Макс. – Вот и все.

– С вашей стороны весьма неблагоразумно бродить по этим коридорам. За это можно нарваться на куда более серьезные неприятности, чем отбывание штрафных часов.

– Я ничего не делал! – возмутился юноша. – Разве преступление ходить взад-вперед возле кабинета?

Громов некоторое время оценивающе разглядывал его. Макс почувствовал, как зашевелились волосы на макушке под холодным и безжизненным взором этих глаз.

– Сколько вам лет? Вы очень молодо выглядите для курсанта. – наконец, спросил тот.

– Четырнадцать.

– Хм-м! – усмехнулся Громов. – Ваши родители сумасшедшие, если отпустили вас в «Орлан» добровольно!

– У меня нет родителей.

Мужчина еще раз пристально взглянул в лицо Максимилиана.

– Родственники? Опекуны?

– Нет. – покачал головой Макс. – Я один.

– Как вы попали сюда? – еще более внимательно смотрел на него полковник.

– Я учился в Кадетском Корпусе, а потом…

– Спрошу иначе. Как вы попали сюда без согласия Совета?

Макс растерянно смотрел на него.

Законодательно, дети, оставшиеся без попечения родителей, попадают под опеку Совета. Все дальнейшие их передвижения отслеживаются и контролируются уполномоченными на то лицами. Но это лишь законодательно… На деле такие дети запираются в интернатах и детских домах. А все их воспитание сводится к тому, чтобы вырастить из них почтительных и безропотных рабов, готовых услужить каждой прихоти высшего сословия. Те же, кто не дотягивают до необходимых показателей, становятся разнорабочими в подсобных хозяйствах.

Громов сверлил его упорным взглядом. А Макс не знал, что ответить.

– Совет мало волнуют такие, как я! – теперь уже яростно смотрел юноша.

– Вы имеете наглость критиковать деятельность Совета?

– Вовсе нет! – покачал он головой. – В конце концов, я обучаюсь здесь, чтобы в дальнейшем поступить к ним на службу. Но в Совете должны понимать, что и у таких детей должен быть шанс на достойное будущее. С каких пор родословная стала определять способности человека?

– Вы говорите о слишком серьезных вещах, в которых мало, что понимаете!

– Я говорю от своего лица! По вашим меркам – я никто! Бродяжка с вокзала. Но, кто дал вам право судить меня? Почему другие должны решать, что мне делать и кем быть? Это моя жизнь, и только я решу, как мне ее прожить!

Глаза полковника были по-прежнему непроницаемы. Но что-то переменилось. Он поднял руку и коснулся подбородка мальчика, пристально всматриваясь в его лицо. Макс не понимал, чего тот добивается. В полной растерянности он смотрел в ответ. Громов подступил к нему вплотную. В его взгляде проступило нечто звериное. Черные глаза впились в него. Макс почувствовал, как тонет в них. Две бездны. Голова налилась свинцом, в ушах зашумело. Он падал…

С неимоверным усилием Макс отскочил в сторону и прижался к стене, задыхаясь от переполнявших его эмоций. Сердце стучало, мешая думать. Продолжая всматриваться в его глаза, Громов застыл на месте. Его цепкий взгляд еще раз обошел все лицо мальчика. Но теперь Макс не решался поднять глаз.

Но вот, в коридоре возникли несколько фигур. Улыбка Олега быстро сменилась тревогой, такой же, какая была на лицах Синичкина и Авдеева.

– Ян Александрович?! – генерал обеспокоенно переводил взгляд с Громова на вжавшегося в стену юношу.