Великая смута - страница 11

– Их тут целая шайка, – задыхаясь, говорил о. Петря. – А главное, эта безумная акция, как я понимаю, согласована с руководством Народного фронта. Возможно, что ими и инспирирована, – добавил он с горечью. – Позор на всю Европу!

От вынесенного из храма благодатного настроения не осталось и следа. Мне тоже подумалось: кто-то нарочно решил совместить божественное и сатанинское.

На память об «эпизоде» выбрал я из кучи щебня небольшой осколок. Он теперь у меня всегда на рабочем столе, перед глазами. Сохранилась и свеча о той политлитургии. Зажигаю ее всякий раз, когда сажусь писать эти заметки.

Разлука обостряет чувства. Всякая мелочь бросается в глаза и дает пищу для размышлений.

На общем фоне уже ставшей привычной дороговизны, в Кишиневе тем летом были баснословно дешевы цветы. За трояк купил я букетище пурпурных роз метровой длины. Когда же поделился рыночными впечатлениями со своей школьной учительницей Анной Никитичной Поповой, наставница, со свойственной ей рассудительностью заметила:

– Радостей в жизни мало. Потому и спрос на цветы упал.

Еще поразила такая деталь: с лица южного города исчезла улыбка. Кишиневцы по натуре своей общительны, добродушны, склонны к юмору, как и их соседи – одесситы. Это всегда помогало моим землякам превозмогать невзгоды, побеждать зло. Еще у молдаван есть дар от Бога: искусство обретения друзей. Во все века земля эта была притягательна не только для супостатов, но и для обездоленных, гонимых. Всем хватало места. С полуслова, с одного взгляда люди понимали друг друга. Улыбка опережала приветствие. Каково же теперь было видеть Молдову угрюмой, насупленной.

В одну из встреч о. Петря поведал мне притчу о вавилонском столпотворении. В Библии я, как и многие мои сверстники, был неискушен. И вот каким предстал один ее сюжет в изложении священнослужителя.

Жители сказочно богатого Вавилона, обуянные гордыней, задумали удивить мир: построить башню до небес – таким образом сравняться с Богом в могуществе. Поначалу дело спорилось, что было неугодно и неприятно Всевышнему. Но он не стал тратить силы на разрушение уже порядком взметнувшегося в высь объекта, а просто взял и смешал языки зодчим, тем самым лишил их средства общения. Люди перестали понимать друг друга. Работа застопорилась. Строители разбрелись кто куда. Ну а башня в конце концов сама разрушилась. Следа от нее не осталось.

– Кабы чаще люди заглядывали в Священное писание, жили бы проще и были бы счастливы, – сделал вывод святой отец.

Спустя тысячелетия, нечто подобное случилось и в благословенной Молдове.

За два года до описываемых событий в Кишиневе в филологической и писательской среде, а вскоре на городских митингах стали поговаривать о необходимости проведения языковой реформы. Вопрос стоял радикально: пора-де отказаться от затрудняющей общение славянской азбуки (кириллицы) и переходить на искорененную административно милую латиницу. Следом возникла дворово-уличная дискуссия о том, что государственный герб и флаг тоже не соответствует менталитету нации. Подвергалась критике и топонимика. Невесть откуда взявшиеся умники требовали переменить названия улиц, поселков, городов и целых регионов. Власти будто того и ждали: поднялась волна переименований. Сбились с ног почтовики. По сему поводу даже ЮНЕСКО выразило озабоченность. При всем при том никто не мог взять в толк: зачем все это надо?