Израсходовав боекомплект, самолеты ложились на обратный курс. Строгая воздушная карусель рассыпалась: отбомбившиеся устремились домой, подальше от опасных зенитных разрывов. Один из последних самолетов спикировал и сбросил бомбы далеко от дороги, но увернуться от плотных облачков-разрывов не смог. С оскорбленным ревом «Юнкерс» свалился в штопор, стремительно снижаясь вслед за бесполезно истраченными бомбами. Над черным следом гибнущего самолета вспыхнул белый купол немецкого парашюта и тут же погас, прошитый трассирующими строчками очередей. Летчик, скорее всего уже мертвый, темной фигуркой скользнул вниз, увлекая за собой бесполезные стропы и ошметки купола. Падение пилота напомнило Ковалеву вращающийся полет кленового семечка.
На дороге горели две машины технического обеспечения, да в придачу прямым попаданием разнесло тягач, буксировавший гаубицу. Разбитую технику танки первой роты сбросили в кювет, расчищая дорогу.
На танке командира третьей роты Дергачева вспыхнул запасной бак с горючим. Пламя расплылось по борту, стекая к гусеницам. Механик-водитель яростно сбивал огонь куском брезента. На помощь ему бросился экипаж и пехотинцы, вылезшие из кювета. Горстями, касками и саперными лопатками солдаты зачерпывали мягкую землю и швыряли на горящую броню. Злой и красный Дергачев, тоже капитан и орденоносец, убедился, что машина на ходу, и скомандовал экипажу занять свои места.
Медики оказывали помощь раненым. Погибших быстро похоронили в одной из воронок. Убитыми потеряли нескольких пехотинцев и водителя технички. Ковалев восхищенно покачал головой: «Молодцы зенитчики, красавцы. Минимальные потери. Будто не полк, а одна этажерка отбомбилась. Интересно, а наши-то истребители где?»
Капитан спрыгнул на землю и длинно сплюнул. Он никогда бы не позволил ни себе, ни кому-нибудь еще плюнуть на броню своей «сотки».
Над дорогой взвилась сигнальная ракета. В танковых рациях прозвучала команда:
– Продолжить движение! Пошли! Пошли!
В два прыжка капитан взлетел обратно и нырнул в люк.
Танки, покачивая стволами орудий, двинулись дальше, поднимая облака пыли. Танк Ковалева повторил маневр машины лейтенанта Крутова, объезжая огромную воронку. Ямища еще курилась легким парком, в воздухе кисло пахло сгоревшей взрывчаткой. Водители, двигавшиеся следом, в точности повторяли маневр впереди идущих, брезгливо дергая кормой и как бы задирая еще выше длинные пушечные носы, выказывая полное презрение к воронке в частности и всему гитлеровскому войску в целом.
* * *
Уральский танковый корпус не потерял во время многокилометрового марша ни одной единицы бронетехники, ни один танк не отстал из-за поломок. Свежий корпус передали в распоряжение 5-й гвардейской танковой армии, однако командарм генерал-лейтенант Ротмистров вводить его в бой не спешил… Между тем на Воронежском фронте дела обстояли из рук вон плохо. Немцы отжали советскую оборону на тридцать – тридцать пять километров, причем на отдельных направлениях угроза прорыва становилась почти реальностью. Второй танковый корпус СС, усиленный 503-м танковым батальоном вермахта, нанес удар чудовищной силы, и стальная лавина устремилась к Прохоровке, деревеньке, найти которую было трудно даже на крупномасштабной карте. Именно здесь, на участке фронта шириной в десять километров, фашисты готовились к решающему прорыву. Им нужно было теперь надавить немного сильнее; они вырвались бы на оперативный простор, и остановить их стало бы невозможно. В Ставке прекрасно понимали цену вопроса, и под Прохоровкой была выставлена для решающей схватки 5-я танковая армия, усиленная двумя корпусами.
