– Все в порядке? – тотчас же спросил он.
– Если вы о лужайке, то все просто замечательно.
– Какой лужайке? – не понял он. – А-а, траву покосили…
Он выглянул в окно, однако, судя по выражению его лица, вообще ничего не увидел.
– Очень даже хорошо, – рассеянно заметил он. – В какой-то газете нынче писали, что дождь прекратится около четырех. По-моему, в «Джорнал». У вас все готово для… чая?
Я повел его в кладовую, где он несколько неодобрительно посмотрел на финку. Вместе с ним мы тщательно изучили двенадцать лимонных пирожных из кондитерской.
– Такие подойдут? – спросил я.
– Конечно, конечно! Все просто замечательно! – воскликнул он и вдруг глухо добавил: – Старина…
К половине четвертого дождь сменился туманной моросью, в которой изредка проскальзывали капли, похожие на росу. Гэтсби рассеянно перелистывал «Экономику» Клэя, каждый раз вздрагивая, когда финка принималась тяжело топать на кухне, и время от времени поглядывая в покрытые бисером дождевых капель окна, словно снаружи происходили какие-то невидимые глазу, не сулившие ничего хорошего события. Наконец он поднялся и неуверенным тоном объявил, что уходит домой.
– Отчего же?
– К чаю уже никто не приедет. Слишком поздно! – Он посмотрел на часы с таким видом, словно опаздывал на какую-то важную встречу. – Я не могу ждать целый день.
– Не глупите, сейчас всего лишь без двух четыре.
Он покорно сел в кресло, словно я его толкнул туда, и в то же мгновение раздался рев машины, сворачивавшей к дому. Мы оба вскочили на ноги, и я, сам немного взвинченный, вышел во двор.
По дорожке под ронявшими вниз крупные капли отцветшими кустами сирени ехала большая открытая машина. Она остановилась, и из-под треугольной шляпки нежно-лилового цвета выглянуло личико Дейзи, на котором сияла ослепительно-радостная улыбка.
– Так вот ты где обосновался, дорогой мой!
Волнующее журчание ее голоса органично вплеталось в негромкий шелест небесных струй. Сперва я воспринял на слух лишь интонации с плавным переходом тона и только потом услышал сами слова. На ее щеке мазком синеватой краски лежала мокрая прядь волос, бисеринки капель блестели на руке, поданной мне, когда я помогал ей выйти из кабриолета.
– Ты наверняка в меня влюбился, – прошептала она мне на ухо. – Иначе зачем мне приезжать одной?
– Это тайна замка с привидениями. Скажи своему шоферу, чтобы он с часок где-нибудь покатался.
– Вернетесь через час, Ферди. – Затем гробовым шепотом: – Его зовут Ферди.
– А у него нет идиосинкразии на бензин?
– По-моему, нет, – простодушно ответила она. – С чего бы это вдруг?
Мы вошли в дом. К моему величайшему удивлению, в гостиной никого не было.
– Вот это здорово! – воскликнул я.
– Что здорово?
Раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь, и она оглянулась. Я отправился открывать. На пороге в луже воды стоял Гэтсби, бледный как смерть, и смотрел на меня трагическим взором. Его сжатые в кулаки руки, засунутые в карманы, торчали в разные стороны, словно гири.
Не вынимая рук из карманов, он прошествовал мимо меня в прихожую, затем резко повернулся, как на пружинах, и скрылся в гостиной. Мне стало совсем не смешно. С громко бьющимся сердцем я подошел к двери, за которой снова разошелся дождь, и закрыл ее.
Примерно с полминуты стояла мертвая тишина. Затем из гостиной донесся какой-то сдавленный шепот, затем смешок, после чего я услышал, как Дейзи ровным и неестественным голосом сказала:
