– Ну, как ты?
Жас подняла глаза.
В дверном проеме стоял Малахай. Даже в домашних брюках, шелковом халате и бархатных шлепанцах он представлял образец элегантности. И совсем не напоминал человека, неожиданно уснувшего в кресле.
– Я проснулся, а тебя нет.
Жас кивнула.
– Мне… Мне не спалось.
Она не стала говорить о спазмах. Вот будь он медиком… Но нет, и тогда не стоило бы, пожалуй. Не такое уж сильное у нее кровотечение. Вот и нечего. Жас заставила себя выбросить из головы мысли о возможных последствиях. Она справится сама. Чуть позже, посидит в одиночестве и справится. А сейчас нужно разобраться с письмом.
Малахай покосился на ее кружку, затем на графин с бренди, неровно поставленный на полку, и спросил:
– Я посижу с тобой, не возражаешь?
– Конечно.
Малахай всегда держался отстраненно-вежливо, и поначалу это успокаивало. Ей импонировала его старомодность. Напоминала о дедушке – которому она была обязана как своим именем, так и любовью к книгам. Когда Жас только родилась, дед принес матери букет свежесрезанных гиацинтов. Одри была так очарована их ароматом, что назвала новорожденную дочь в их честь: Жассант, «гиацинт» по-французски.
Малахай плеснул в хрустальный бокал на палец янтарной жидкости и расположился по другую сторону стола, лицом к ней.
– В таком доме хорошо находиться во время разгула стихии: спокойно, безопасно… Но когда я жил здесь ребенком, ночные грозы приводили меня в ужас. Под фундаментом дома находится усыпальница, и я представлял, как дождь вымывает почву и мертвые освобождаются.
Жас, уже готовая к спору из-за письма, страшно удивилась. И, конечно, не могла не спросить про могилы.
– Внизу расположены семейные склепы: здесь лежат мои предки, начиная с Тревора Телмеджа и его брата Дэвенпорта.
– Прямо под домом?
– Ну да, в цокольном этаже. Завтра покажу, если хочешь. Прекрасный подземный сад камней. Еще мраморные скамьи и действующий фонтан. Хорошее место для раздумий и медитации.
– А почему под домом?
– Мой предок не желал, чтобы его похоронили на обычном кладбище. Боялся, что грабители раскопают могилу и нарушат его сон. Понимаешь ли, он не верил, что это окончательно.
– Он верил в реинкарнацию?
– Всецело. Был убежден, что перерождение – реальность, а смерть – лишь передышка в бесконечной цепи. Разрабатывал детальные планы, как, уже в следующей жизни, найти свой дом, ценности и банковские счета – и завладеть всем этим. Чтобы не начинать снова с нуля.
– И что? После его смерти кто-нибудь пришел за наследством?
– О таком я не слышал, но…
Малахай умолк: заметил конверт. Перевел взгляд на листок, который она все еще держала в руке.
– Что это ты читаешь? – спросил он.
Девушка протянула ему письмо.
– Могу я узнать, как ты его обнаружила?
– Оно адресовано мне. А ты его вскрыл. Так что это я должна задавать тебе вопросы, – возразила Жас.
