Великолепные Эмберсоны - страница 13

Джордж, в белых перчатках и с гарденией в петлице, стоял с матерью и Майором в большой ало-золотой гостиной внизу, принимая приглашенных. Это трио являло собой живописный пример того, как красота передается из поколения в поколение. Майор, его дочь и внук принадлежали к эмберсоновскому типу: высокие, прямые, хорошо сложенные, с темными глазами, небольшими носами и правильными подбородками; на лице деда, как и на лице внука, было написано выражение веселой снисходительности. Однако присутствовали и различия. Несформировавшиеся юные черты внука, кроме снисходительности, ничего не отражали, тогда как черты деда говорили о многом. Красивое, умудренное годами лицо принадлежало человеку, сознающему свою важность, но более волевому, нежели высокомерному, не без тени страдания в глазах. Короткие белоснежные волосы Майора были разделены на прямой пробор, как и у внука, а его костюм был не менее моден, чем у франтоватого юного Джорджа.

Изабель, стоящая между своим отцом и сыном, несколько смущала последнего. Ее возраст, а ей не было и сорока, казался Джорджу не менее далеким, чем луны Юпитера: он даже вообразить себе не мог, что и ему когда-нибудь стукнет столько же, и ограничивал свои мысли о будущем пятью годами. Пять лет назад он был тринадцатилетним мальчишкой, и этот временной промежуток представлялся пропастью. Через пять лет ему будет почти двадцать четыре, и он помнил, что для девушек двадцатичетырехлетний – это «мужчина в возрасте». Он мог представить, что ему именно столько, но заглянуть дальше было не в его силах. Он почти не видел особой разницы между тридцатью восьмью и восьмьюдесятью восьмью годами, и мама была для него не женщиной, а только матерью. Он не воспринимал ее иначе как собственный придаток, родительницу; он и подумать не мог, что она делает что-то – рассуждает, влюбляется, прогуливается или читает книгу – как женщина, а не как его мать. Изабель в роли женщины была чужда собственному сыну, являлась незнакомкой, которую он никогда не видел и голоса которой никогда не слышал. И сегодня, стоя рядом с ней и принимая гостей, он с беспокойством ощутил присутствие этой посторонней, с которой столкнулся впервые.

Юности кажется, что любовь существует лишь в юности. Поэтому роли героев и героинь в театре отдаются самым молодым актерам, способным с ними справиться. Юные влюбленные нравятся всем – и юным, и зрелым; но только зрелые выдержат пьесу о любви в среднем возрасте, молодые на нее просто не пойдут, потому что для них подобные отношения всего лишь шутка, притом несмешная. По этой причине, если импресарио хочет заманить на представление людей разного возраста, он делает влюбленных как можно моложе. Юным зрителям такое по нраву, их инстинктивная неприязнь, выливающаяся не только в презрительное недоумение, но и в глухую злобу на зрелую любовь, не просыпается. Поэтому, стоя рядом с Изабель, Джордж почувствовал неожиданное беспокойство, всего лишь заметив, что глаза матери сияют, что вся она – воплощенная молодость и грация. Иными словами, что в нее можно влюбиться.

Это было любопытное ощущение, не имеющее видимой причины или связи с происходящим. Пока оно длилось, Джорджа грызли нехорошие мысли, хотя ни о чем конкретном он не думал, – это было похоже на сон, в котором таится невидимое и неслышимое волшебство. Он не заметил в матери ничего странного или нового, если не считать черного платья, отделанного серебристой вышивкой: она стояла здесь, рядом с ним, чуть склоняя голову в приветствиях, с неизменной улыбкой, застывшей на лице с самого начала приема. Ее щеки раскраснелись, но ведь и в комнате было жарковато, да и обязанность приветствовать такое количество гостей тоже могла послужить причиной румянца. Уже много лет ей не давали больше двадцати пяти или двадцати шести – разве что кто-нибудь повзрослее мог догадаться, что ей под тридцать. Ничто в ее внешности или поведении не объясняло беспокойства Джорджа, но оно постепенно нарастало, переходя в смутное негодование, словно Изабель совершила что-то, неподобающее статусу матери.