Но прогресс не стоит на месте, а двигает всевозможные модернизации, стандартизации, которые делают самоцелью достижение лечебным учреждением коммерческого успеха, выполнение всевозможных планов, становясь как для врачей, так и для больного прокрустовым ложем. Успех лечения, таким образом, превращается в побочный продукт системы здравоохранения. И вот медицина уже страховая и для достоверности с элементами «доказательной». Так и трындели из телемозгопромывателя наукообразные учёные: «…с точки зрения доказательной медицины то-то и то-то». При этом самих доказательств почему-то не приводили. А потому и не приводили, что народ верил и так. Но чтобы никто не сомневался, что обследоваться нужно так-то, а лечиться нужно тем-то, ввели жёсткие стандарты. Остальное упразднили. Благодаря этому у пациентов сначала отобрали банки с горчичниками как внезапно ставшие бесполезными, затем витамины группы «В», рибоксин и даже любимый всеми гемодез.
Но лиха беда начало. Повторно ложиться в больницу с тем же диагнозом ранее чем через три месяца и думать не моги! Врачам больше четырёх препаратов назначать самовольно категорически запрещено, только через врачебную комиссию. Да и сократили число дней больничного листа, которые доктор мог выдать самостоятельно, с тридцати до пятнадцати. Зачем? Да разве возможно проникнуть под черепные коробки обитателей и творцов, густо населяющих министерские хижины? Якобы для того, чтобы больничными листами торговать было труднее. Но это якобы. А реально эта гениальная мера привела лишь к росту очередей у кабинета врачебной комиссии, расширив возможности для самых разнообразных скандалов. Но доктора проявили удивительную находчивость и манёвренность. Для более ранней госпитализации (менее трёх месяцев с момента последней) стали выставлять другие шифры диагнозов, хотя и схожие с истинными, чтобы больной в лечении ничего не терял. Врачебные комиссии спокойно разрешали давать больным более четырёх препаратов, благо во многих стандартах так и предписано – более четырёх.
А многочисленные министерские запросы, требующие ответа к безвозвратно прошедшей дате? При этом попытки практических врачей подсчитать число извилин в мозгах у министерских гениев, что придумывали подобные распоряжения, неизменно давали единицу. Оно и понятно, ведь для проведения принципа экономии с последующим получением неких благ более одной извилины и не надобно.
Появление столичной знаменитости вызвало некоторые гендерные различия в темах разговоров больных. Из женской палаты доносилось:
– А чё, правда, штоль, реформытор в платную палату завалился? – спросила больная К. 64 лет у лежавшей на соседней койке больной Ю. 57 лет, совершенно позабыв, что поначалу она хотела затеять спор и доказать, что её гипертония гораздо серьёзнее, чем бронхиальная астма у упомянутой Ю.
– А почём я знаю? Говорят, лежит тип важный какой-то. Я вчера случайно его увидела, когда шла из туалета. Вели его под руки из процедурки, – с некоторым присвистом на выдохе ответила Ю.
– И как он? – осведомилась 44-летняя женщина-сухостой двухметрового роста с угловой кровати, запивая альмагелем обострившуюся язву.
– Как-как, больной он, бледный. Всё смотрела, доведут до палаты, не доведут. Вроде довели. Не уронили, грохота не было, – больная Ю. дважды вдохнула из бело-зелёного ингалятора и на несколько секунд задержала дыхание.
