– Чего надо?
– Мы – двое из квеста. Принадлежим имперской рати. Сообщи Тиннейри, а пока открой дверь да предоставь казарму – отдохнуть бы надо. Посмотри в постовых записях, там про нас должно быть. Марх и Авенир. Месячной давности.
Голова в шлеме исчезла. Прошел час, а врата так и не открывались. Марх постучал. Потом еще. Никто и не думал показываться. Тарсянин побагровел и стал колотить, что есть мочи. На стене засуетились, высунулась знакомая голова.
– Чего надо?
– Слушай, мы сказали ворота открыть, да главного позвать.
Рядом с копытом мула в землю впилась стрела. Из бойниц показались арбалеты.
– Приказано гнать вон. Убирайтесь. Иначе прямо сейчас к богам отправлю. Хватило же таким псам наглости в Глинтлей вернуться?
Авенир снял капюшон, поднял голову.
– Откуда такие вести? Мы были в соглядатайстве у хуннов, а нас к вероломам причислили?
– Знаем мы такое соглядатайство. Пойманный убийца раскрыл планы кагана. Вы его шпионы. Записки обнаружили. Тиннейри лично допрашивал. Приказал не впускать и не убивать… без причины. Велел передать пожитки. А теперь убирайтесь к своему хозяину. Хан всегда кинет кость своим шакалам.
Засвистело. С высоты камнем рухнул сверток. В нем было несколько одежд, пара клинков и небольшой сверток с медяками. В землю впилась еще одна стрела, предупреждая, что разговор окончен. Путникам не оставалось ничего другого, как только собрать скарб и развернуться. Отойдя на несколько верст, разбили лагерь в ближайшем леске.
Юноша задыхался от обиды. Костяшки пальцев побелели, кулаки сжаты, на глазах навернулись слезы. Марх безразлично, будто того и ожидал, пожал плечами:
– Стоило предугадать такой ход. Я никогда особо не нравился Тиннейри, да и воеводы не жаловали. Это еще милостиво. Или у кагана убьют, потеряв с десятка три хуннов, или так по миру пустят. Жаль только оружейню, много там у меня добра было. Видать и стражи в тюках порылись. Как еще медяки не нашли?
– А меня-то за что? – парень справился с накатившими чувствами.
– Вестимо, – тарсянин присел, аккуратно извлек из грунта стрелы, – если я шакал, то ты мой щенок. Чего зыркаешь? Не зря же тебя столько муштровал.
Воин с силой потер переносицу – юноше показалось, что у того глаза повлажнели. Взгромоздились на мулов. До Авенира донеслось тихое бормотание.
– Печально. Такая коллекция. Всю жизнь собирал.
Вечерело. Авенир в одиночку ушел на охоту, оставив сабельщика присматривать за пожитками. Марх согласился без лишних споров – надо дать парню развеяться. А то за один квест потерять и «любовь» и службу – это много. Ему то что – цейхгауз, конечно, жалко, но на долю мужчины и не такое сваливалось – не пропадет. Хочешь – молитвы читать может, а захочет – в наемники подастся. Для такого только два пути – или грешить убийством, или грехи замаливать.
Парень вернулся, когда солнечный свет сменился загадочным сиянием лун. Тащил, запыхавшись, косулю. Пот катился градом, весь перемазанный, аки боровой лешак с бодуна. Марх помог разделать, насадил на вертел толстые куски. Через час, уже позабыв про случившееся, мужчины вовсю уплетали ароматное мясо.
– Ты то, рекрут, чем займешься? Все, свободная жизнь пришла.
Авенир оторвался от жареной ноги, утер перемазанное жиром лицо. Вспомнил разговор со старухой, таверну. Прожевал кусок:
– А, Бадучен его знает. Или кто бы там ни был. В деревню не пойду, спокойная жизнь не по мне – это точно. Буду скитаться. Лекарем стану, волхвом, акудником. Может чародейству какому обучусь, если наставника найду.
