– Пока нет.
– Званцев мне сказал, что там грабитель какой-то, да? Что ж он, подлец, старух грабит? Шел бы лучше дачи «новых русских» бомбить.
– Мы думаем, что он не простой грабитель. Его отчего-то привлекают именно пожилые люди, – ответил Колосов и тут же перевел разговор на другую тему. – Я тут дважды на вашей базе побывал. Чудеса у вас там в решете. Кто бы мог подумать, что обезьяны так вольготно будут жить в сорока пяти километрах от Москвы!
– Живут, – Ольгин навалился грудью на стол. – Неделю я там не был, а сколько всего изменилось! Тут работы до черта. Ну, завтра возвращаюсь. Хоть отдохну там, на природе.
– Мне вот что удивительно, – Никита посмотрел в окно. – Ну, зимой, понятно – в тепле они сидят. Но сейчас? Дожди летние, похолодания там всякие… Как они переносят климат средней полосы?
– Нормально переносят. Впрочем, не нами это установлено. Несколько лет назад, знаете ли, в Псковской области стадо шимпанзе на лето выпускалось на волю. На острове они жили. И ничего себе жили, размножались даже. Максимальное приближение к естественной среде было достигнуто.
– Изучали их, значит?
Ольгин рассеянно кивнул. Было видно, что разговаривать ему с любопытным сыщиком скучно.
– А почему их на остров выпустили? Не в вольер, не на участок леса огороженный?
– Для более полной изоляции.
– Кого от кого?
– Что? – Ольгин взглянул на Никиту удивленно. – Я не понимаю вас.
– Обезьян от людей или людей, окрестных жителей, от обезьян изолировали? – осторожно спросил Никита.
Ольгин помолчал.
– И тех, и тех, – сказал он, – в общем, это был весьма смелый, я бы даже сказал, рискованный эксперимент.
– Простите, а зачем вообще выпускать шимпанзе в подмосковном или псковском лесу? На кой черт, простите, они нам тут?
Ольгин усмехнулся.
– Вы, наверное, слыхали, что эти приматы в некотором роде наши прадедушки и прабабушки. Неужели не любопытно взглянуть, как они там живут, что поделывают, когда им никто не мешает?
– Ну, не знаю, – Никита вздохнул. – Званцев ваш сказал мне, что к ним даже приближаться нельзя, когда они в клетках. Одна обезьянища, здоровый такой бугай, тяжеловес, прямо Мохаммед Али, так заревела, как меня увидела!
– Хамфри, наверное? Он чужих не любит. Бдит всегда, территорию свою охраняет. У обезьян очень развито чувство территории. Впрочем, как и у нас. Из обезьяньего рыка Хамфри, может, весь наш патриотизм вышел, а вы говорите – зачем наблюдать? Вы должны простить его, он все-таки зверь пока еще… – Ольгин неожиданно умолк, отвернулся.
– Скажите, а вы своих шимпанзе из клеток когда-нибудь выпускаете? – Колосов подходил к тому, зачем, собственно, и явился в музей.
– Сейчас нет.
– А раньше?
– И раньше нет.
– Когда я приехал на базу, у этого здорового Хамфри ноги или задние лапы – Бог его знает – были в грязи. А пол в клетке бетонный…
– Вы чрезвычайно наблюдательны, – заметил Ольгин.
– Так как такое могло получиться?
– Понятия не имею, – Ольгин пожал плечами. – Меня не было на базе. Вы же знаете это. Хамфри – большой чистюля. Это на него не похоже. Впрочем, завтра приеду – разберусь, что там произошло. А можно мне вам задать вопрос, Никита Михайлович?
Колосов кивнул.
– Что вас так наши антропоиды интересуют? Они что, по-вашему, какое-то отношение имеют к убийству бабы Симы? В грабители их записали?
Никита вспыхнул: его поймали за язык. Тут же обругал себя: не будь дураком, веди беседу нормально, он же, этот спец, сейчас на смех тебя поднимет. И прав будет, тысячу раз прав!
