– Надо, я разве спорю? Вот только что?
– А почему бы не создать по маленькой школе ремесла при каждой мануфактуре? – теперь уже я вздохнул.
– Не получится, некоторые сами очень маленькие, и не сказать, что слишком рентабельные. Да и, чтобы что-то вроде таких школ создавать, надо, мать их, заставить народ читать выучиться и считать. Чтобы пальцы куда попало не совали, – я снова почувствовал, что закипаю.
Надо производство расширять, причём конкретно так. Нужно технологии внедрять. А они мне такое устраивают. И самое главное, я знаю, почему они это делают. Боятся, что не у дел останутся, вот почему. Прогресс тормозится всегда только одним – страхом.
Как крестьяне категорически были настроены против тракторов, даже диверсии совершали, выводящие машины из строя. И только потому, что боялись остаться со своими лошаденками остаться на задворках истории. И с места сняться на новую землю с тем же, мать его трактором, переехать боязно. Ну, не насильно же переселение устраивать, в конце концов.
Вот так и получается, что где-то чуть ли не головах друг у друга живут, причём в нищете, а где-то полтора человека на тысячу километров. И так по всей нашей необъятной империи.
– Мне надоело считать непонятно чем, – внезапно сказал я, зацепившись в мыслях за этот несчастный километр. – У нас десять пальцев. Ту же грамоту на пальцах проще объяснять, чем пытаться словами в тупые головы вбить, в которых только ветер гудит.
– Я тебя не понимаю, – Мария выглядела удивленно.
– Я хочу всё считать десятками. Это удобно. Вот хочу и всё тут. Могу я чего-то хотеть?
– Конечно, можешь, ты же самодержец. – Машка ответила мне, но сути так и не уловила.
– Я ещё и самодур, и хочу самодурить, – я схватил ручку и принялся писать письмо Эйлеру по-немецки, а Ломоносову по-русски. Чтобы систему метрическую начали разрабатывать. Эталоны веса и длины создавать, и чтобы сделали это быстрее, чем англичане со всякими французами. Потому что мне действительно надоело считать верстами и пудами. – Вот, будет метр, как эталон, и килограмм. – Сказал я удовлетворённо, ставя точку и посыпая бумагу песком.
– Почему метр? – Мария нахмурилась.
– А почему бы и нет? – я пожал плечами.
– Действительно, – она рассмеялась. Уже привыкла к этой моей манере. И тут побледнела и положила руку на живот. А потом слегка согнулась и застонала. Я вскочил и поддержал жену за спину.
– Что с тобой? – она не ответила, лишь глубоко задышала, а потом выпрямилась.
– Я не знаю, похоже на схватку, – и снова тихонько застонала.
– Что? Но ведь ещё рано! Черт бы вас всех подрал. Бехтеев! – я так заорал, что Мария даже выпрямилась, но потом её так скрутило, что я подхватил довольно легкое, несмотря на беременность, тело и потащил к выходу. Дверь открылась, когда я уже к ней подбежал. – Лекарей в спальню её величество. Живо! Не прибудут через пять минут, поедут в Иркутск белок лечить.
Уже когда я подходил с тихонько плачущей Марией на руках к её спальне, в голове мелькнула суматошная мысль о том, что письма я так и не отправил.
