Венеция. История от основания города до падения республики - страница 9

Одна из самых раздражающих особенностей ранней венецианской истории – постоянные расхождения между истиной и легендами. Полагаю, мои читатели уже получили возможность в этом убедиться; а те, кто знаком со стандартными английскими трудами на эту тему, наверняка припомнят, что историю происхождения дожей сами венецианцы в прошлом трактовали совсем иначе. Это и неудивительно: если упорно стоять на том, что Венеция «родилась свободной», то невозможно согласиться с теорией, связывающей зарождение республики с бунтом против иноземных угнетателей. Поэтому официальная версия гласила, что в 697 г. патриарх Градо созвал всех жителей лагуны на общее собрание в Эраклее. Указав, что их внутренние распри ставят под угрозу все будущее страны, он предложил венецианцам избрать единого правителя вместо двенадцати трибунов. Так и был выбран первый дож Паоло Лучио Анафесто, вскоре заключивший мирный договор с королем лангобардов Лиутпрандом.

Сама по себе эта версия звучит вполне правдоподобно и вызывает уважение хотя бы в силу своей древности: она восходит к началу XI в., к самому раннему из дошедших до нас трудов по истории Венеции, автором которого считается Иоанн Диакон. Более того, именно с Паоло Лучио начинаются все списки дожей, а его воображаемый портрет возглавляет длинную галерею полотен на стенах Зала Большого совета. Беда только в том, что ни дожа, ни даже простого венецианца по имени Паоло Лучио Анафесто попросту не существовало. Договор с Лиутпрандом тоже никто не заключал. Из первоисточников нам известно лишь то, что некий правитель (dux) Павликий и его военный магистр Марцелл закрепили границу Венеции в окрестностях Эраклеи и что эта граница впоследствии была признана лангобардами. Венеция, как мы теперь знаем, была в тот период провинцией Византии. Поэтому очевидный и, более того, единственно возможный вывод из этого свидетельства – что загадочный Павликий был не кем иным, как Павлом, экзархом Равенны, правившим с 723 г. и до своей гибели от рук мятежников в 727 г.; и к тому же самому году Иоанн Диакон относит смерть Паоло Лучио! Невозможно представить, чтобы официальное закрепление границы обошлось без участия имперского наместника, равно как и без второго по старшинству лица в провинциальной иерархии – военного магистра Марцелла, который в результате аналогичной игры воображения вошел в историю как второй после Паоло Лучио венецианский дож. Историки Венеции строили свои теории на таких же зыбких песках, на каких был возведен и сам город.

А близ них молодой Пипин

Простер воинство

От Теснин до Палестринского берега,

Не жалея трудов и трат,

Чтобы вытянуть мост от Маламокко

До Риальто, и биться на мосту,

И бежать, растеряв своих в пучине,

Когда море бурею смыло мост.

Ариосто. Неистовый Роланд, песнь XXXIII[10]

Восстание Италии против византийского господства продлилось недолго. Сам папа Григорий, поначалу вдохновлявший мятежников, не желал, чтобы власть лангобардских еретиков стала уж слишком сильной. К тому же вскоре стало понятно, что иконоборческие указы на Западе никто не принимал всерьез и не собирался проводить в жизнь по-настоящему. Горячие головы остыли, и в целом возобладало мнение, что лучше вернуться под руку империи, по крайней мере номинально, – при условии, что в отдельных городах сохранятся новоиспеченные демократические институты. Поэтому не стоит удивляться, что всего через несколько лет после мятежа дожу Орсо был дарован имперский титул ипат (букв. «высочайший»; эквивалент римского титула консул) – и этим отличием он, по-видимому, так гордился, что его потомки взяли себе фамилию Ипато. Несмотря на все политические перемены, Венеция определенно сохранила и административные, и эмоциональные связи с Константинополем. Орсо был лишь первым из многих дожей, кичившихся почетными византийскими званиями: такие звучные титулы, как патриций, проэдр (букв. «председатель») или спафарий (букв. «меченосец»), регулярно (и есть подозрение, что совершенно произвольно) повторяются в хрониках вплоть до X в. и даже позже. Довольно скоро дожи стали одеваться по примеру экзарха и даже самого императора; дожеский церемониал подражал имперским; воскресные молитвы в соборе Святого Марка вторили греческой литургии в церкви Святой Софии. Многих византийских девушек отправляли морем на Запад, в объятия венецианских женихов; многие венецианцы отсылали сыновей на Восток – получать образование в Константинополе.