– Признаться честно, Майкл, я даже не знаю, что вам ответить. Если я скажу, что любое прекращение войны всегда идет на пользу человечеству, хотя бы потому, что перестают гибнуть люди, вы сочтете это банальностью. Я не такой уж пацифист. И всю свою не столь уж долгую жизнь провоевал, но уверен: ни одна политическая или экономическая идея не стоит того, чтобы люди за нее отдавали свои жизни. Люди, на которых надевают военный мундир, дают винтовку и посылают убивать других, точно таких же, ни сном, ни духом не подозревающих, во имя чего это делается. Не сочтите, что я желаю обидеть лично вас, я далек от этой мысли, но, насколько мне известно, во время Крымской войны 1854 года именно английские солдаты не желали в ней участвовать. Когда они очутились под Севастополем, по утверждению отдельных историков, как раз ваши солдаты чаще всего покидали армию, попросту сказать дезертировали, о чем есть документальные факты. Но уже к концу следующего года, когда Александр и Наполеон стали склоняться к мысли о заключении мира, ваша Англия настаивала на продолжении войны, затеянной, как утверждает большинство историков, именно ею. Что вы на это скажете?
– Скажу, что вы не любите Англию. Хотелось бы знать, в чем причина? – ответил Майкл.
– Я люблю Россию и справедливость. К Англии не питаю неприязни, и этого достаточно. Хотя, – Макаров вдруг вспомнил Перколе и его пылкие выпады против англичан, – хотя есть люди, упорно считающие именно Британию злым гением в отношении России. И если чуточку покопаться в мировой истории, боюсь можно раскопать множество доказательств в этом плане. Но я не рискну погружаться туда, где полно загадок даже для специалистов, а я ведь любитель. Но мне интересно другое, какое отношение ко всему этому имеет Сталин, о котором вы вдруг сейчас вспомнили?
– Вы наблюдательны, поручик. Вспомнил я о господине Сталине не вдруг. Мне стало чрезвычайно любопытно предположить, с кем из трех государств он заключит договор о союзе в этот раз. Хотите пари, что не с Великобританией?
Владимир не стал заключать пари; он просто никогда не размышлял на подобные темы. Но он совершенно неожиданно получил поддержку от молчавшего до сих пор Фариссона.
– Насколько можно судить по тем скупым сообщениям, которые все же иногда просачиваются в печати, то предложения заключить союз со стороны Советского Союза в адрес Англии уже поступали, причем не один раз. Но она не только их отклонила, но принудила поступить подобным образом и Францию. В этом нет ничего удивительного, ибо за всем этим стоит единственное желание: направить Гитлера на восток, – заметил капитан.
– О! Еще один противник Англии выискался! А ведь мы с Францией всегда прежде были союзниками. Не желаю больше с вами иметь дело, ухожу в бассейн, – рассмеялся Сквейдж.
Так протекало их путешествие из Танжера в Марсель, скрашенное шахматными баталиями и политическими диспутами. Но если шахматы – это было всерьез и непримиримо, тем более, что фортуна теперь все чаще поворачивалась к Владимиру – то разговоры о политике никогда не обострялись и при отсутствии согласия у одной из сторон тут же сворачивались.
Однажды Майкл заявил: «пока я загонял вашего короля в ловушку, кажется, кто-то рылся в моей каюте». Макаров тут же положил записку под графин и уже утром услыхал: «это была ложная тревога, оказывается, один из стюардов нечист на руку. Говорят, его тут же уволили. Парня жалко, ведь он ничего не взял, но поделом ему». В другой раз ему удалось заметить, как Сквейдж обменялся несколькими фразами с разгуливающим на палубе пассажиром. Он тут же принялся следить за ним, выяснил из какой тот каюты и передал связному вероятного сообщника англичанина. В марсельском порту они тепло простились. Майкл вручил ему визитную карточку.
