Вскоре раздался звонок, и он услышал знакомый голос. Это Анатоль Геридас, единственный в этом мире человек, благодаря светлой голове и легкой руке которого, Владимир долгое время поддерживал связь с оставшейся в России семьей. Оттуда через грека Андронника ему доставляли редкие весточки. Но все это уже в далеком прошлом.
– Рад вас слышать, дружище! Жаль, что нам никак не удается встретиться. У меня для вас есть хорошие новости. Наш общий знакомый выходец из Эллады открыл новый канал связи. Он вполне легален и, кажется, вы сумеете к нему присоединиться. Напомните, кто были ваши соседи по Евпатории. Вы помните брата и сестру? Я забыл их имена, мне их называл грек, но довольно давно, кажется, они караимы. Их дом напротив синагоги.
Еще бы он не помнил: Авраам и Семита Кушуль, они не просто знакомы, они участники самого прекраснейшего отрезка человеческой жизни под названием детство. И проходило оно на одной улице и даже в одном дворе под старой раскидистой шелковицей. Он сообщил об этом Геридасу и тот продиктовал ему адрес Авраама.
Теперь следует подумать о завтрашнем дне, и он решил еще раз побеспокоить секретаря.
– Подскажите мне, Марат, уехать отсюда в Бордо большая проблема?
– Нет никакой проблемы, месье, – ответил тот, – если сесть на ночной экспресс. Я могу взять билет прямо сейчас. Так вам будет удобнее, потому что поезд стоит здесь всего несколько минут.
Марат ушел, а Владимир с удовольствием растянулся на предложенном ему диване с целой кипой газет. Он с не меньшим удовольствием прогулялся бы по улицам городка, ибо любое новое место на его пути вызывало неизменно здоровое любопытство исследователя, но видимо когда-то придется все же вживаться в новую, необычную для него роль разведчика. В нее входило быть незаметным, лишний раз не появляться среди людей, если в этом нет необходимости.
Вернулся Марат с билетом, а вскоре появилась и Вера. Через несколько минут они стояли во дворе особняка, обнесенного живой изгородью; вокруг великолепие цветов, фарфоровые ангелы и даже небольшой фонтан. На лужайке мальчик возился с лопоухим спаниелем. Собака, увидев хозяйку, бросилась к ней, выражая всем своим существом неописуемую радость.
– Дик, прекрати! – отбивалась от него Вера, – не пачкай мне платье. Через минуту подобная участь постигла и поручика. – Наклонитесь к нему, пусть он вас лизнет, – подсказала она гостю, – иначе вы от него не отобьетесь. Наконец, расцеловав прибывших, спаниель умчался вглубь двора. Мальчик подошел к ним и поздоровался.
– Левочка, а где папа? – спросила Вера у мальчугана. Слава Богу, подумал Макаров, раз есть Лева маленький, будем надеяться, что появиться и большой. Но почему она – Жерюмо? Он все еще боялся спросить о Леве, евпаторийском женихе Верочки. Он до сих пор не мог забыть слова, сказанные ею во время их последней встрече в Галлиполи: «Левы не будет! Его никогда не будет! Его расстреляли в Севастополе». И были слезы, и он пытался утешить ее. Теперь он вздохнул с облегчением. Но это длилось совсем недолго. Откуда-то из-за кустов женский голос уточнил: «месье Серж обедать не будет, он уехал в Безье и вернется только к вечеру».
– Хорошо, Милли. Но ты нас покормишь? Мы ужасно проголодались.
– Все готово, мадам. Стол накрыт на террасе, сейчас я подам первое.
Верочка только сейчас поймала удивленный и вопрошающий взгляд Владимира.
