Вера на следующий день дозвонилась до Бордо. Жерюмо-старший тут же прибыл в Париж и уже через два часа они обедали в кафе на Елисейских полях.
– А ты знаешь, дочка, – в устах Марка такое обращение звучит теперь все чаще, – ты знаешь, когда-то Симон мне предсказывал что-то подобное в отношении твоего супруга. Да и я сам опасался нечто похожего, хотя и верил в тот здравый смысл, наличие которого предполагал достаточным в голове моего сына. Но все мои надежды рухнули, теперь это наглядно видно. Антуана тридцать пять лет воспитывала парижская среда, а мы с Юлией были уверены, что у нас вырастает примерный добропорядочный сын. Мы забыли, что Париж для слабых – а наш сын оказался именно таким – это винная лавка с распутными девицами и рулеточными шулерами. И устоять в нем слабому человеку невозможно. Конечно, есть и другой Париж – для сильных, и он гораздо больше, но не будем сейчас об этом. У меня давно уже зародилась одна, как мне кажется, спасительная мысль. Нам следует вырвать Антуана из привычной трясины парижских развлечений, от окружающих его порочных друзей, с которыми он уже давным-давно сросся в одно целое. Они совершенно не мыслят для себя иного образа жизни, он просто для них не существует, даже в воображении. И живопись не реальна для моего сына в данном окружении, точно так, как не реальна и нормальная семейная жизнь.
План спасения Антуана прост: он должен покинуть Париж и поселиться как можно дальше от столицы, вне пределов досягаемости своих дружков. Согласна ли Вера на такой шаг, не слишком ли окажется он для нее обременительным? Согласна, успокаивает она свекра, и не только согласна, но и совершит его с радостью, ибо она все еще любит Антуана, несмотря ни на что, и готова на все ради сохранения семьи. Сама мысль остаться в одиночестве ужасна, ничего страшнее нельзя даже представить.
– Вот и хорошо, – Марк подводит итог разговора, – раз ты согласна, то выслушай меня внимательно. На юге в городке с названием Ним у меня есть винный завод. Он небольшой, как и сам город, но довольно прибыльный, поскольку качество его вин непревзойденное; их успех таится в климате и почвах, и уходить оттуда нельзя никоим образом. Директор завода давно уже просится на отдых, ему уже под восемьдесят, вдобавок подагра и все прочее. Завтра же едем с тобой туда на рекогносцировку. Тьфу ты, прости меня, дочка, это гадкое слово во мне с войны! Завтра едем посмотреть и возьмем с собой Симона.
Городок Вере понравился, он чем-то отдаленно напомнил ей Евпаторию. Да и расстояние до моря – мелочь для автомобиля. На море у них большой дом, там Антуан может рисовать. Дом в Ниме потребует ремонта, на это у них целых три месяца. Как решил Марк, Антуан вначале отправится в Швейцарию, где ему предстоит немножко подлечиться, самому справиться с пагубной привычкой будет сложно. Если ты хочешь, дочка, можешь поехать с ним.
– Я бы с удовольствием, но не уверена, захочет ли он этого сам, – ответила Вера.
Так и оказалось: Антуан заявил, что хочет побыть один. Ему не поверили до конца, и с ним отправились его сестра с мужем. Решили, что так будет надежнее. Марк поинтересовался, кому Вера хотела бы передать дела в Париже.
– Конечно же, дяде Симону, – не задумываясь, ответила та, – лучше не придумаешь.
– Ну и отлично! – согласился Жерюмо, – и запомни, что парижский комбинат по-прежнему ваш, как и новый завод в Ниме. Это мои подарки будущему внуку, не забывай об этом.
