- Кристина! - хлопнула я себя по лбу. - Так ты ж единственная наследница! Все акции к тебе переходят! Вот только о завещании никто не знает. Значит, папа не доверял своему юристу и поэтому привлек другого. Меня оставили в живых, считая слабым звеном, которое легко сломать!!!
Первая мысль, которая посетила после моей догадки — бежать сломя голову. Но немного обдумав, я поняла, что это не спасение. Пока контрольный пакет у меня, спокойной жизни не будет.
И тут меня пронзила другая мысль. Тогда, в тот день, когда случилась трагедия, Денисов приглашал всю нашу семью, включая и меня. Значит, убрать хотели всех. Тогда все досталось бы несовершеннолетней девочке, на которую можно оформить опеку и распоряжаться ее имуществом до восемнадцатилетия. Папино условие в завещании распространяется только на то, что перечисленно в нем, а вот второй документ… О нем никто не знает, и как только станет известно, мне каюк. Получается Катя, можно сказать, в относительной безопасности. А я как раз нет.
- Мамочки, - испуганно прошептала я. - Если я права, и нужны акции отца, то на меня объявлена охота.
И тут пришла третья мысль, немного успокаивающая. Меня давно могли убрать. Лучшим моментом было мое недельное пребывание в больнице. Там можно было все обставить таким образом, будто я не вынесла горя. Но почему-то этого не сделали. Значит, я нужна живой. Это, конечно, радовало, но не сильно. Я никак не могла понять, для чего понадобилась неизвестному пока мне врагу.
- А что если есть еще что-то, что им нужно? - продолжила я свои мысли вслух. - Что если акции это лишь приятный бонус к основной цели.
И я усиленно продолжила копаться в памяти, пытаясь выудить из нее хоть какую-то полезную информацию. Но все тщетно. Неужели только ценные бумаги виноваты во всем? Но закравшаяся мысль, что есть что-то еще, никак не хотела покидать. Это было сродни какому-то подсознательному чутью, интуиции. Значит, надо попробовать разобраться с этим. А сделать это можно, только покопавшись в бумагах отца. И откладывать нельзя, так как опасность нависла не только над моей головушкой, но и над Катиной. Придется мне завтра отправляться в родительский дом и разбираться у папы в кабинете.
Я тяжело вздохнула и снова уставилась в темное окно. Мне не хотелось ехать туда. Тяжело было. Дом без них словно сам умер: ни звуков, ни родных запахов в нем не осталось. Только счастливые лица на фотографиях, развешанных на стенах, да вещи моих родных, так и лежащие на своих местах в их пустых комнатах.
Даже папина любимая собака, овчарка Рекси, сдохла через два месяца после трагедии от тоски. По словам домработницы, милой тети Нины, которая так и продолжала ухаживать за домом, и ее мужа, занимающегося дворовой территорией, Рекси просто перестала есть буквально на следующий день. Все наши с ними попытки уговорить животное на прием пищи ни к чему не приводили.
Я отвезла собаку к ветеринару, но тот развел лишь руками, так как видимых проблем у нее не было. Врач лишь сочувствуеще сказал, что овчарка тоскует по любимому хозяину, и, к сожалению, сделать с этим ничего нельзя.
После смерти Рекси я старалась вообще не появляться в доме, предпочитая звонить тете Нине по телефону и узнавать как дела. Домработница уверяла, что все хорошо, дом содержится в надлежащем порядке так же, как было и при хозяевах. Она меня успокаивала, говоря, что ни она, ни ее муж не забросят свою работы.
