– М-мам, ты представляешь, идем мы с-с тренировки, а из-под куста меня как с-схватят за ногу, – рассказывает Илюша, слегка заикаясь от восторга, – с-смотрим, а там котяра лежит полудохлый. С-смотри, с-смотри, какая болячка у него сзади на правой ноге.
Вера слушает и обрабатывает ваткой с фурацилином раны сына. Палец, губу, нос. Осторожно – нельзя причинить лишнюю боль. Прикладывает, держит, легко прижимая, отпускает. Дует. Ранки уже не такие страшные.
Потом подходит к коту, трогает его за раненую лапу. Кот визжит и набрасывается на Веру. Вера видит, как уже ее рука покрывается царапинами. Сейчас выступит кровь. Ей больно и хочется плакать, но пугать Илюшу нельзя. Илюша спит. Его друзей уже нет. Ушли. Она тихо кладет кота на ватное одеяло с рисунком в виде облачков. Этим одеялом она укрывала Илюшу, когда тот был еще грудничком. Кот сворачивается клубочком и засыпает. «Тик-так». Стрелка падает к ногам Винни-Пуха. Теперь в комнате вообще никого нет. Сын ушел с друзьями на тренировку. Телефонный звонок. Вера подпрыгивает – звук режет слух.
– Вера Сергеевна, это вас из больницы беспокоят. Вы только не волнуйтесь, ваш сын у нас. Он настоящий герой, представляете, паренька из горящей машины спас. Не испугался, что сам мог погибнуть, не убежал. Правильно, разве можно человека в беде оставить? Он ожоги получил. Не очень серьезные ожоги, угрозы для жизни нет. Все будет хорошо. Его даже по телевидению в новостях покажут. У вас ведь есть телевизор? Сегодня вечером новости включайте. Хорошая вы мама, Вера Сергеевна. Все наладится у вас в жизни. Не переживайте, вы ни в чем не виноваты.
Длинный нежно-зеленый коридор. Ряды ламп рассеивают холодный свет. Тугая дверь в палату. Палата тесная, не повернешься. Из окна дует, холодно. Кажется, выдохни – и изо рта вылетит облачко пара. Веру начинает трясти. Илюша лежит на больничной койке. С закрытыми глазами, с перебинтованными руками. Такой любимый, родной. Юноша, почти мужчина. Открывает глаза, смотрит прямо в ее глаза. В карих глазах мольба.
– Мам, почеши мне спину, – просит Илюша едва слышно.
– Сейчас…
Вера тянется к сыну, но рукав цепляется за дверную ручку.
– Почеши, мне не достать, – требует сын.
– Сейчас, сейчас…
Вера дергается, но рукав никак не отцепляется.
– Почеши, я уже больше не могу! – кричит Илья.
– Сейчас, сейчас, – продолжала повторять Вера, проснувшись и высвобождая руку, запутавшуюся в пододеяльнике.
Она обошла квартиру, посмотрела на часы: полчетвертого. Снова легла спать. Свет не выключила. Заснуть в этот предрассветный час так и не удалось. Мысли крутились в голове, как ножи в мясорубке. Они подцепляли фрагменты воспоминаний, поднимали их, рубили, сталкивали одно с другим, заполняя мозг подробными, откровенными картинками. Кажется, это было вчера. Хотя на самом деле совсем в другом времени, нулевом, поделившем жизнь страны и Веры на до и после.
В тот год весна не стала раскачиваться. В конце февраля растопила снега, в начале марта высушила землю, наполнила воздух теплом и запахом свободы. В тот день Вера гуляла по беспокойному городу. Ей нравилось все увиденное, нравилось, что люди ярко одеты, что женщины идут с полными сумками, что мальчишки надувают и лопают жвачку, что стены увешаны рекламными плакатами.
Вера шла по Советской, главной улице города, заходя в «Продукты» и «Гастрономы», заглядывая в окошечки ларьков. Покупать что-либо и перекусывать на ходу она не собиралась. У нее от всего, что продавалось в красивых пакетиках, болел живот и появлялись прыщики. А больше всего сейчас она хотела обычного рассольника. Но поскольку до дома было неблизко, Вера в одном из магазинов купила продолговатую коробочку чипсов «Белорусская картошка», от одного вида которых потекли слюнки. Как ни хотелось Вере слопать чипсы за один присест, она этого делать не стала, а пошла по соседним отделам. Шла и удивлялась. И вспоминала. Чего только нет в магазине! Совсем недавно было по-другому. Пойдешь за хлебом и гуляешь между пустых стеллажей. Раньше только банки с морской капустой тянулись вдаль стройными рядами.
