На пороге стояли не люди в милицейских погонах, на пороге квартиры стояли два израненных мужчины, в разорванных одеждах, перепачканных кровью. В одном из них женщина с трудом узнала своего мужа. Женя косил глазом, над ним нависла розовая отечность. Он из последних сил поддерживал другого раненного человека, по лицу которого бежала кровь. Вера помогла мужу дотащить раненного до дивана и положить его на подушку. Потом Женя посмотрел на нее, словно видел в первый раз.
– Что сука рот раззявила? Лечи, давай, моего друга, а не то … Что «лыбишься»? Давай, делай, что тебе говорят! Чтоб мой друг к вечеру на ногах домой утопал. Брысь, мне в туалет надо.
Первый момент Вера не могла двигаться, реальность происходящего ускользала от понимания. Как случилось, что в ее доме умирает незнакомый мужчина, муж отмывает руки от крови, а ей самой вспоминается Татьяна и ее бессмертный супруг, душегуб.
Воспользовавшись тем, что Женя ее не слышит, Вера низко наклонилась над умирающим гостем и тихо спросила его: – Что случилось?
– Авария, – еле слышно проговорил он.
– Вы хотите жить?
Мужчина застонал, и чуть заметно кивнул головой.
– У вас тяжелая травма головы. Возможен перелом основания черепа, и налицо явные признаки кровоизлияния в мозг. Только в больнице смогут оказать помочь. У нас вы определенно умрете. Не слушайте мужа, требуйте вызова «скорой помощи».
Когда в комнату вернулся муж, раненный мужчина попросил увезти его в больницу, пообещав не обращаться в суд. Вскоре незнакомца с травмой головы унесли на носилках из квартиры, а Женя повалился на диван и … уснул.
Вера стояла у балкона, глядела на спящего мужа и пыталась побороть в себе отвращение к нему. В душе у нее рождалось твердое решение, исполнение которого не нуждалось в определенных условиях.
Тут из детской спальной комнаты осторожно выглянула Римма. Она с недоумением посмотрела на дочь, а в сторону дивана даже взглянуть боялась. В тот момент она еще не понимала, что происходило в доме ее дочери, но чувствовала сердцем, что в нем твориться неладное.
Вера взяла маму за руку и бережно повела на кухню.
Римма ей не противилась. В то утро ее самоуверенность и житейская мудрость уступили место растерянности. Впервые, она слушала Веру без комментариев, только ее глубокие вздохи сострадания делали рассказ дочери более драматическим.
– Верочка, ну зачем ты скрыла от нас с папой весь этот ужас? Мы с папой нашли бы способ поддержать тебя. Ты могла ведь к нам позвонить, а мы бы приняли меры …
Вера открыла дверцу холодильника и стала накрывать стол. Она не знала, как ответить маме так, чтобы не обидеть ее. Чуть задумавшись, посмотрела она на свое отражение в кипящем никелированном чайнике, и осталась им не довольна. Мама же, отпив глоток утреннего чая, опять настойчиво повторила свой вопрос:
– Разве то, что ты скрывала от нас свои несчастья тебе помогло? Зачем ты столько лет молчала? С проблемой трудно справиться в одиночку, ведь мы твои родные, мы любим тебя и внуков, и в обиду не дадим. Зачем?
– Затем, мама, что это я сама выбрала Женю своим мужем. Я любила, имела семью, родила детей, но все случилось совсем иначе, чем я ожидала. Я имею право ошибаться, потому и расплачиваться я должна сама. Понимаешь, мне не надо чужого счастья, скроенного по чужим меркам и с чужого плеча. Зато теперь я поняла, что больше так жить, я не стану.
Вера подлила себе чаю, сделала бутерброд для себя и для мамы, и решительно поменяла тему разговора. Теперь назад хода не было.
