Иза ненавидела эти истории, поэтому мы с мамой закрывались в комнате и шептались, лежа под одеялом, оставив включенным только торшер. Тогда у нас над раскладным диваном на стене, как и у многих, еще висел ковер, и я рисовала на нем пальцами узоры, бродила по извилистым дорожкам, представляя, что я бреду все дальше и дальше по пинежскому лесу и спасет меня только колдовство.
А еще я любила, когда мама читала сборник пинежских загадок, который назывался «Загадки северных рек». Я постоянно загадывала маме что-нибудь оттуда.
– Мама, угадай. Что на сарай не закинешь?
– Дым, – отвечала мама.
– А что к стене не приставишь?
– Дорогу!
– Какая глупость, – вставляла Иза.
– Никого она не обижает, а все ее толкают, – не останавливалась я.
– Дверь! – смеялась мама.
Ответы, как и сами загадки, мы знали наизусть.
Все это осталось в глубоком детстве, и ни про каких леших и полудниц я не вспоминала, как и про бабушкино колдовство, пока не увидела все эти травы. Мне захотелось подкрасться к дому Алексея и заглянуть в окно – посмотреть, что делает бабушка Тая. Про икоту я от мамы никогда не слышала. Что это за болезнь, которая заставляет съесть целую курицу до последнего перышка?
Я сделала несколько фотографий на телефон. Изба бабушки Таи на переднем плане, слева заросшая тропинка, а дальше – все дома, дома, все меньше и меньше, упираются в золотистое небо, исполосованное проводами электропередачи. Если бы не эти столбы и телевизионная тарелка на одном из домов, можно было бы сказать, что с тех пор как Пришвин побывал здесь сто лет назад, ничего не изменилось. Лавела была настоящей глухой деревней, в Карпогорах по сравнению с ней жизнь просто кипела. В одном только доме творчества, да даже в одном только кабинете Веры Павловны, звуков было больше, чем во всей Лавеле. Даже собаки не лаяли, здесь вообще, кажется, не было собак, кроме соседской. Телевизор тоже выключили, может быть, из-за приближающейся грозы?
Облако комарья, которое вилось надо мной, куда-то сдуло, тучи тяжелым одеялом опустились на лес. Я вернулась в дом, пока не ливануло, села за стол и набрала маму.
– Ну как там мой ребенок? – раздался ее веселый голос.
– Мам, знаешь что-нибудь об икоте?
– Как перестать икать? Целые сутки прошли, столько нового должно было у тебя произойти, а ты об этом!
– Нет, я про другую икоту. Бабушка Тая сказала, что у ее соседки икота, но это что-то другое.
– А-а… Что-то такое было, да. Но ты лучше расскажи, как в редакцию съездила.
– Дали первое задание. Взять интервью у студента из Питера. Он приехал сюда на реставрацию храма в Суре.
– Надо же, храм наконец реставрируют?
– А ты там была?
– Да, мы ездили туда. Ты тоже там была. Мы тебя крестили в этом храме.
– Вера Павловна, мой редактор, сказала, что помнит тебя.
– Да? Интересно. Не думаю, что мы встречались. Но все может быть.
– Они с отцом были одноклассниками.
– Понятно. Ну, я ее не помню.
– А в редакцию меня возит Алексей, сосед.
– Алексей? Точно он?
– Да, а что такого?
– Странно, он же пил. Думала, теперь уж совсем спился.
– Нет, бабушка Тая говорит, завязал…
– Ну раз так говорит. Она уверена, что тебе не опасно с ним ездить?
– Думаю, да, раз она его попросила.
– Хорошо. Но я ей все же позвоню.
– Ладно, мамуль. Мне надо придумывать вопросы для интервью. Скажи только, что там с Изой?
– Целый день спрашивала, не звонила ли ты. Сейчас пойду обрадую ее, что все хорошо.
