Верховье - страница 23
Да, теперь он просто Виктор.
После Великого Новгорода отношения Виктора Николаевича и Тины натянулись тетивой от лука, готовой пустить стрелу, из-за которой пострадает, несомненно, она, не он. Но когда Тина исправила свою первую статью, тетиву отпустило. Они встретились, чтобы отпраздновать свой успех.
Отмечали с размахом, за счет Виктора Николаевича, Тина только щедро улыбалась, смеялась и раздавала комплименты его уму и мудрому наставничеству, благодаря которому статья получилась такой, какой получилась. В высшей степени достойной. Достойной лучшего научного журнала из существующих. Целовала Тина Виктора Николаевича тоже щедро – за столиком и пока ждали такси.
Отмечали в грузинском ресторане, тогда Виктор еще позволял Тине есть жирное – хачапури и хинкали. Пить сладкое домашнее вино. Виктор Николаевич смеялся над тем, что Тина съедала хинкали целиком и хвостик из твердого пресного теста считала самой вкусной частью. Бульон стекал по ее подбородку. Провинциалка – так Тину называл Виктор Николаевич в тот вечер. В ресторанах вести себя не умеешь, хачапури тоже ешь не так, не макаешь в серединку. Зато домашнее вино она пила правильно – обильно и большим глотками, так, что голова оторвалась от шеи и припустилась по залу ресторана сдувающимся воздушным шариком. Так быстро она улетела с двух бокалов, а впереди было еще больше.
Сели они в одно такси. Непонятно было только, куда ехать, им ведь совершенно не по пути. Тина сказала:
– Улица Федора Абрамова, дом восемь. Это метро «Парнас». ЖК «Северная Долина».
– Обоих? – уточнил таксист зачем-то. Наверное, заметил их растерянность, их вдруг образовавшуюся неловкость. Или у Виктора Николаевича в приложении стоял другой адрес пункта назначения.
Решающий момент.
– Обоих. Плачу наличкой, – сказал Виктор Николаевич.
Тина любовалась ночным городом, хотя проезжали в основном мимо спальников советской застройки. Мир прекрасен, когда смотришь на него через бокал грузинского домашнего вина. Вернее, целую бутылку. Когда приехали на Парнас, Тина снова, как несколько лет назад, подумала, как район все-таки похож на Манхэттен, где она никогда не бывала, но постоянно видела в кино. Провинциалка, сказал Виктор Николаевич, это один из худших районов города. Ей было смешно, а ему интересно, как здесь вообще можно жить.
Двадцать два этажа на лифте – слишком много от такси до постели. Успеваешь задуматься, что происходит и стоит ли этому происходить. Поэтому когда вошли в квартиру-студию, все было уже совсем не так, как в ресторане. Голова отяжелела, больше не была воздушным шариком, стала шаром для боулинга, в который кто-то пихает свои толстые пальцы.
– Ну вот. Моя квартира. Точнее, съемная квартира.
– Это не квартира, это комната.
– Это студия.
– Это суррогат. Не кровать, а диван-кровать, не стол, а барная стойка.
– Хотите чего-нибудь выпить? У меня есть вино.
Тина побежала к холодильнику, достала вино, побежала к шкафчику, достала стаканы из толстого стекла.
– Будете?
– Давай.
Тина плеснула вина где-то на треть стакана. Протянула своему научному руководителю. Надо догнаться, чтобы вернуть прежнее состояние, потому что назад пути не было. Они были в заточении на самой вершине башни без окон и дверей.
Виктор Николаевич выпил залпом и поморщился. Тина тоже выпила залпом, но не морщилась, потому что привыкла к дешевому вину. Виктор Николаевич тем временем подкрался тихо, как хищник на охоте. Тина, неуклюжая антилопа, хотела отпрыгнуть, но в студии, особенно на ее кухонном островке, особенно не распрыгаться. Снова замирать, как в Великом Новгороде, было бы очень глупо, тем более всего час назад она совершенно точно целовала его снова. Сама пересела на его сторону стола, прижалась, пока он гладил ее ногу выше колена под юбкой-колокольчиком. Теплые колготки притупляли ощущения от прикосновений, но все равно было хорошо. Пахло сладкими булочками и лосьоном для бритья с сандаловым, что ли, маслом.