Увидев, что нападение закончилось, Верна быстро соскользнула со стены и тихонько примчалась в горницу, торопливо сбрасывая доспехи. Но не успела – вошёл Феодор, взбудораженный боем.
Заметив, что она всё ещё в кольчуге, он удивлённо воззрился на неё, догадываясь, что она отнюдь не отсиживалась в горнице.
– На стену ходила?
– Ходила.
– И что?
– Ордынца убила.
– Голыми руками?
– Нет. Копьём. Ударила его в горло. Он и свалился со стены.
– Так это ты их главаря на тот свет отправила?!! Ай да дочь, ай да молодчина! Так одевайся и пойдём-ка со мной!
– Куда?
– На кудыкину гору! Пойдём, коли велю! Нет, кольчугу не снимай, шубейку только накинь.
Верна покорилась.
Быстрым шагом Феодор, за которым едва поспевала Верна, подошёл к центру крепостного двора, где стоял князь Остромысл со старшими дружинниками, защитниками крепости.
Убитых россов было всего шестеро, раненных десятка два, но при огромном количестве нападавших на ещё не достроенную крепость это было очень мало. Это была победа, хотя и купленная кровью.
– Приведите захваченных ордынцев, – велел князь. – Попробуем у них спросить, почему нападавшие откатились так внезапно.
Пленников, числом около десятка, надежно скованных тонкими цепями, привели и поставили перед князем на колени. Оказалось, что он владеет их наречием и потому он тут же стал их спрашивать о чём-то. Выслушав их ответы, Остромысл так сказанному пленниками удивился, что его задранная в удивлении левая бровь так и застыла на лбу.
– Ничего не понимаю. – Он пересказал окружавшим его ратникам то, что ему ответили пленники. – Утверждают, что кто-то из защитников убил их вождя, не удержавшегося на своём месте руководителя битвы, но также ринувшегося в нападение вместе с рядовыми кочевниками. Видать, уж очень заманчивой целью показалась ему недостроенная крепость.
И сильно возвысив голос, так, чтобы его услышали и на стенах, князь спросил:
– Сознавайтесь, кто всадил копьё в горло ордынцу?
Все молчали, пока Феодор не поставил впереди себя Верну.
– Моя непокорная дочь, вот кто! Самовольно приехала с твоим обозом, самовольно в доспехи обрядилась, на стену взобралась и именно она тому ордынцу копьё, вбив в горло, «подарила»… А что?
– А то, что это был их самый главный начальник. Именно потому атака и прекратилась.
И внимательно стал глядеть на Верну.
– Непокорная, говоришь? Самовольница? Или, может быть, оружие в Руках Божиих?
Все молчали и лишь испытующе глядели на Верну, так что она зарделась, как маков цвет под столькими взглядами. Да и самоволие отрицать было бы смешно.
– Поведай-ка мне, дева, – велел князь, – почему ты решила в крепость ехать самовольно?
– Я не знаю. Очень по отцу соскучилась. Ужасно хотела его увидеть. Не устояла против искушения.
– Искушения?
Верна кивнула.
– Доброе, значит, искушение было. А ты не подумала, что тут набеги бывают? Что ты погибнуть могла?
– Не могла! Вон сколько воев вокруг!
Князь, не выдержав, засмеялся, да и дружинники захохотали в голос. Ну, боярская дочь, храбра же ты, вся в отца!
Отсмеявшись, князь вдруг поманил к себе старшего из той двадцатки воев, которых взял в сопровождение и что-то ему шепнул. Дружинник словно в воздухе растворился. Но, как оказалось, ненадолго.
А пока его не было, князь продолжал расспрашивать Верну, как она стояла на стене и что там происходило. Но тут вернулся дружинник и подал князю ларец.
– Подойди-ка ко мне, – велел он Верне.
