Феодор кивнул: добро.
Проводив князя с отрядом, боярин пока отложил обход крепости – не сомневался, что и так везде всё в порядке – и пошёл навестить дочь. Верна грустила у небольшого окошка в светличке, которую он ей предоставил в своём небольшом тереме.
– Ты уже пила утренний чай? – не зная, с чего начинать разговор, спросил Феодор об обыденном.
– Да, батюшка.
– Как настроение?
– Как всегда.
– Ты, доча, не грусти уж так. Знаю, что убить, даже ордынца, напавшего на тебя, очень нелёгкое переживание. Все переживают. И я переживал. Тебе же должно быть ещё труднее. Но зато ты всех нас спасла.
– Я знаю, батюшка.
Все утешительные слова, которые мог бы ей сказать Феодор, были уже сказаны прежде – и им самим, и князем. И Верна соглашалась со всем тем, что они ей говорили, но легче ей не становилось.
– Больше не снится?
– Нет. Но я почему-то всё время, даже и когда не сплю, вижу эту струю крови, взлетевшую из-под моего копья. И хоть было то всего мгновение, а забыть не могу. И взгляд его растерянный…
– Воткни он копьё в твоё горло, уж будь уверена, не смотрел бы растерянно. А как смотрел бы – уж сама догадайся. От неожиданности он растерялся: мощных воев, дружинников, ожидал увидеть на стене, а увидел тебя. Тут каждый растеряется. А уж что смерть он примет от твоей руки – того тем более он не ожидал. А кровь хлестнула – так из горла твоего или любого иного человека, ордынца или нашего ратника, точно так же хлестнула бы. Видно, ты в жилу ему попала. Но ты жалеть его не смей! Разве они хотя бы раз наших людей – не воев, нет, детишек наших да жён, да матерей с отцами – пожалели?
Не было у тебя выбора. И прав князь Остромысл: Сам Господь тебя в крепость привёл и в том именно месте на стене поставил. Не на кого больше было Ему возложить это дело. Так что смирись с Промыслом Божиим и живи, как Господом велено.
Верна кивнула. Придётся жить. Вот только как это сделать теперь, когда она чужинца этого помнит так, словно всё произошло миг назад. И удастся ли когда забыть? Или надеяться на то, что время когда-нибудь всё же засыплет эту сцену пеплом либо пылью?
– Князь, когда с объезда новых крепостей воротится, домой поедет. И тебя к матери отвезёт. Пора уж и к свадьбе готовиться. Студёный месяц (декабрь) быстро пролетит, а там и просинец (январь) наступит, а вслед за ним и свадьба. Ростислав, небось, тебя уже заждался. Да и мы с тобой не чаяли, что твой, как ты считала, забавный побег, окажется таким долгим и наполненным событиями…
Верна опять кивнула. Вид её печального лица будил в сердце Феодора желание усадить её, как в раннем её детстве, на коленку и обняв, на коленке этой покачать, мурлыча ей одну из боевых песен. Почему-то именно эти песни ей нравились больше всего.
Но большая она уже, не согласится на отцовой коленке качаться. А, может, песенки послушать всё же захочет?
– Послушай, Верна, князь уехал в новые крепости, так что трапезничать вечером мне будет не с кем. Разве с тобой? А хочешь, я тебе потом песен военных спою? Ты любила их когда-то…
– Приходи, – кивнула дочь.
Феодор мягко улыбнулся дочери и собрался выходить. Крепость надо обойти, у людей узнать, что и как с охраной стены́ да и с прочими делами… Но уже на пороге оглянулся:
– Может, тебе нужно чего? Я велю прислать.
Верна отрицательно покачала головой. Отец вышел и отправился в обход по мастерским да по отрядам дружинников. Дел ведь действительно множество. Нападут ещё раз, не нападут – не суть. Всё всегда должно быть готово к отражению нападения. Эта крепость ведь на первой линии обороны, а ещё далеко не всё готово. Ещё узнать бы, что в двух остальных делается, продолжаются ли там работы и не возникло ли каких нужд.
