— Эй, куда!
Спохватившись, рыжая преградила Каре дорогу. Воскресшая покойница ответила вопросом:
— А вы кто?
Женщина в зеленом халате с жуткими розочками не растерялась:
— А вам кто нужен?
— Оливер Стен.
— Так я его жена, — важно раздулась любительница розочек и презрительно осмотрела продрогшую гостью. — Богадельня в другой стороне.
— Спасибо, я не тороплюсь. Оливер уже встал?
— Да послушайте вы!..
Тут уж Кара не выдержала и с кривой улыбкой, на иную ее мышцы оказались неспособны, подняла вуаль. Эффект вышел ошеломительный, молодую дядину супругу — выходит, с прежней он развелся — как ветром сдуло. Молодец, крепкая: в обморок не упала, ни звука не издала. Остановившись против зеркала в прихожей, Кара со вздохом вернула вуаль на место и направилась наверх. Она полагала, спальня находится именно там, подальше от шума и суеты. Если дядя стремился подражать аристократам, то и дом обустроил соответственно. Помнится, господин Барк тоже не спал на одном этаже с кухней. Раз жена не успела переодеться, ее супруг тоже пока в кровати. Так даже лучше, вряд ли дядюшка станет прыгать со второго этажа. Интересно, а куда делась его рыжеволосая супруга? Вариантов два: или она забилась под стол, или ищет справедливости у стражей порядка. По известным причинам первое Каре нравилось гораздо больше.
Оливер брился, когда к нему без стука пожаловала гостья с того света. Она предусмотрительно придерживала вуаль — кровавая драма в ее планы не входила.
— Кто там? — недовольно буркнул хозяин и неохотно отложил лезвие. — Джиневьева?
— Не угадали, — беззаботно отозвалась Кара и плотно притворила дверь, — всего лишь ваша племянница.
— Денег нет, проваливай! — грубо ответил Оливер и вернулся к прежнему занятию.
Раз — и посреди плотной пены образовалась гладкая ровная дорожка.
— Вы не поняли, — молодая женщина бесцеремонно уселась на разобранную постель, — я другая племянница. Та, которую вы похоронили и на деньги которой сейчас живете.
Бритва выпала у мужчины из рук, каким-то чудом не причинив вреда. Оливер затрясся и обернулся к Каре. Та еще раз убедилась, совесть у него нечиста.
— Глупая шутка, леди! — Однако он пытался держать лицо.
— Мне и «госпожи» хватит, — заметила молодая женщина и посетовала: — Помнится, при жизни вы называли меня исключительно «дурой» и «неблагодарной зазнайкой».
Лицо Оливера стремительно меняло цвет. Примерив несколько оттенков, оно остановилось на зеленом, хотя с рубашкой лучше бы сочетался красный.
— Кто вы? Кто вас вообще пустил?
Дядя набросился на племянницу с кулаками, но та извернулась, оказалась за его спиной.
— Рыжая особа. К сожалению, мы не представлены. Когда я умирала, вы еще жили с Этель. Теперь, как посмотрю, — Кара усмехнулась и взялась за край вуали, готовая в любую минуту явить свой лучезарный лик, — и мать, и дети забыты, их променяли на маслобойню.
— Вон!
От крика Оливера зазвенели стекла, однако гостья не собиралась никуда уходить. Медленно, очень медленно она подняла плотную ткань.
— Любуйтесь!
Дядя с грохотом рухнул на пол. Он никогда не считал себя набожным человеком, но разом вспомнил молитвы ко всем высшим существам мироздания и даже сочинил парочку своих.
— Да прекратите вы себя щипать! — Каре надоели глупые попытки обратить все в сон. — Я никуда не денусь. Лицо мое тоже. Извините, покойница не первой свежести, а некромант не большого ума, поэтому что есть, то есть. А хотелось бы лежать в уютной могиле, на которую вы, уважаемый дядя, поскупились.
