– Вай мэ, какой белокожий, голубоглазый, светловолосый, как жалко его – страшненький…
– Ну и что с того, что они воры, зато у них любовь! Аллах да смилуется над ними…
– Аллах-то смилуется, а вот кади не очень прислушивается к его мнению.
– Их казнят? Сейчас буду плакать.
– Ай, зачем казнят, дадут по спине тысячу ударов кизиловой палкой, и иди домой!
– Ну да, если хоть что-то от спины останется…
– Зачем мы так с ними, мусульмане, я же теперь уснуть не смогу?!
– Хорошо хоть осёл успел сбежать, не выдадим его, правоверные!
Так взгляни ж на меня хоть один только раз…
Русский романс, исполняет Медуза Горгона
Пока они шли через шумный базар, под проклятия и стоны сострадания, Ходжа изо всех сил старался опускать голову пониже, пряча лицо. Бывший же россиянин, наоборот, шёл с высоко задранным подбородком, всем видом показывая независимость и свободолюбивый нрав потомка благородного русского дворянства!
Пылающее солнце замерло в вышине, сияя на синем куполе неба, как всевидящее око Господа, озаряющее последний путь двух закоренелых преступников.
Ходжа ни на миг не сомневался, что кади узнает его, и тогда самое милостивое наказание для «возмутителя спокойствия» будет посажение на кол! Лев тоже не строил насчёт себя особых иллюзий, тем более что к судье его приводили уже трижды, но бездоказательно, и в последний раз кади пообещал обезглавить его по-любому, ибо надоел, блин! Поэтому, как только они перешли в узкий лабиринт улиц, направляясь к нужному кварталу, бдительный Насреддин быстро заметил соратнику:
– Лёва-джан, о свет очей моих, суперстар Багдада, любитель гаремов и посрамитель шайтанов, ты как это, вконец офигел, да? Ты что, совсем решил меня не узнавать?!
– Да я тебя, прощелыгу узкоглазого, в первый раз в жизни вижу, – вяло огрызнулся Оболенский, – и боюсь, что уже в последний…
– Я твой друг и брат, Ходжа Насреддин!!!
– Не болтать! – припугнул ближайший стражник, и эфенди словил древком копья по тюбетейке. Это быстро настроило его на более решительный лад.
– Ах ты, паршивый сын шакала, дитя гиены, помёт ехидны и отрыжка старого верблюда! Не узнаёт он меня, вай мэ?! Да на твоих глазах, низкий изменник, я обхитрю этих стражей и уйду на свободу! А если ты не вспомнишь искусство Багдадского вора, то, клянусь Всевышним, сегодня же твоя голова упадёт на «коврик крови»…
– Чё пристал? Я не знаю тебя, не знаю никакого Багдадского вора, я тихий жулик из Бухары и не…
– Я тебя предупредил, – коварно ощерился герой народных анекдотов, повернулся к самому старшему стражу и начал: – О великий воин и благородный господин, дозволено ли будет такому беспросветному грешнику, как я, до прихода к кади облегчить свою душу молитвой?
– Валяй, но покороче! – сурово кивнул бородой стражник.
Ходжа послушно опустился на колени и длинной скороговоркой зачастил:
– О Аллах, Всемилостивейший и Всемогущественный! Прошу тебя, пусть зарытый мною клад в тысячу динаров, две тысячи дирхемов и три тысячи таньга найдёт достойный человек, который употребит пятую часть этих денег на молитвы о моей пропащей душе… Ну вот вроде и всё, пошли?
Оболенский был готов поклясться всем на свете, что это банальное разводилово он уже слышал и видел, но где и когда?! Память отгораживалась чёрной стеной забвения, плотной и неприступной, как Великая Китайская… Но этот странный незнакомец вёл себя как его старый друг, которых у него никогда не было, а тот ослик радовался ему, словно любимому хозяину! Хотя откуда бы у бедного вора деньги на домашний скот? И вообще, хотя всё происходящее выглядело необъяснимой мистификацией, но казалось, вот-вот, ещё миг, и загадка перестанет быть таковой, все детали мозаики встанут на свои места, а правда восторжествует! Однако пока-а…
