Инструктор, увидев в зеркале мое встревоженное лицо, хладнокровно сказал:
– А теряться не надо, голубчик. Скорость можно определить и по оборотам мотора. Управление беру я.
И он уверенно повел самолет на посадку.
– В воздухе всякое бывает, – говорил Кальков в тот вечер. – Запомните: во-первых, тщательно контролируйте машину перед вылетом, чтобы таких происшествий больше не повторялось; во-вторых, в полете сохраняйте полное спокойствие. – И добавил свое любимое: – Делайте все по порядку, не спеша, но поторапливаясь.
Вскоре началось самое интересное, но и сложное: полеты в зону. На самостоятельное выполнение фигур пилотажа отпускалось определенное время в минутах. Оставшись на земле, Кальков не сводил глаз с самолета. И мы понимали: нелегко нашему инструктору с земли наблюдать за тем, как его ученики выполняют пилотаж. И радовался он, и волновался.
Если учлет допускал ошибку, Кальков швырял летные перчатки, делал руками такое движение, будто помогал управлять самолетом, топал ногами, кричал:
– Уши развесил, уши! Да не так же, не так! Быстрее бери ручку на себя!
Такая уж у него была привычка!
Если полет был удачным, Кальков говорил с довольной усмешкой:
– Молодец! Грамотно летал!
В конце летного дня, когда наш «У-2» приземлялся в последний раз, инструктор, бывало, сядет на скамейку, облегченно вздохнет, вытрет пот со лба, вытащит портсигар и, закурив, скажет:
– Ну и достается же мне от вас!
Показав себе на затылок, добавит:
– Вот где у меня все ваши фортели да крендели.
Чуть передохнув, он подробно разбирал ошибки каждого, а за грамотные действия хвалил. Но на похвалу был скуп. Когда мы стали летать лучше, он часто повторял:
– Хоть вы и сами с усами, а делайте, как я вас учу.
Да, наш инструктор не пропускал буквально ни малейшего промаха в наших действиях, указывал на каждую ошибку. Он был требователен, с ним бывало нелегко. Но мы понимали, сколько сил и нервного напряжения потратил он сам, выпуская нас в воздух. Понимали, какую он несет ответственность за каждого из нас, и наше уважение к нему росло. И теперь, много лет спустя, я с глубокой благодарностью вспоминаю своего первого учителя летного дела – Александра Семеновича Калькова.
ПОКИДАЮ САМОЛЕТ В ВОЗДУХЕ
Мы ждали машину, отвозившую нас на аэродром. Появился инструктор Науменко и спокойно сказал:
– Возьмите с собой парашюты. Сегодня начнем тренироваться в прыжках.
При этих словах я почувствовал безотчетное волнение. Посмотрел на товарищей, вижу – все взволнованы.
– Недаром нам ничего заранее не сказали, как и перед первыми самостоятельными полетами! Чтобы спокойно ночью спали, – говорили ребята.
Инструктор дал нам последние указания и добавил:
– Летаете вы, я знаю, неплохо, хотя дело это не простое. А прыжок ничего особенно сложного собой не представляет. Только все надо делать последовательно, как и в полете. Помните, как я вас учил, когда прыгали с вышки?
И вот мы на старте. Аэроклубовский врач (он приезжает и уезжает ежедневно вместе с нами) проверяет у нас пульс. И говорит то одному, то другому:
– Пульс частит. Полежите-ка на травке, успокойтесь.
Учлет смущен – перед товарищами неловко, но покорно ложится. Мне казалось, что я совсем спокоен, но пульс у меня немного частил.
Первым совершил прыжок инструктор, показав нам, как надо приземляться. Сделал он это мастерски. После него прыгали ребята из другой группы. Науменко сам управлял машиной, с плоскости которой они прыгали. Глядя на товарищей, я почувствовал уверенность в себе и с нетерпением ждал своей очереди. Но стало неприятно, когда инструктор привез обратно учлета, не решившегося прыгнуть.
